Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора

В два часа ночи Императорский поезд отбыл из Пскова в Могилев. Перед отъездом Государь послал следующую телеграмму:

"Его Императорскому Величеству Михаилу. Петроград.

События последних дней вынудили меня решиться безповоротно на этот крайний шаг.

Прости меня, если огорчил Тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Возвращаюсь в Ставку и оттуда через несколько дней надеюсь приехать в Царское Село. Горячо молю Бога помочь Тебе и твоей Родине. Ники".

"Как только поезд двинулся со станции, — пишет Воейков, — я пришел в купе Государя, которое было освещено одной горевшей перед иконой лампадою. После всех переживаний этого тяжелого дня. Государь, всегда отличавшийся громадным самообладанием, не был в силах сдержаться: Он обнял меня и зарыдал...

Сердце мое разрывалось на части при виде столь незаслуженных страданий, выпавших на долю благороднейшего и добрейшего из Царей. Только что пережив трагедию отречения от Престола за Себя и сына из-за измены и подлости отрекшихся от Него облагодетельствованных Им людей, Он, оторванный от любимой Семьи, все ниспосылаемые Ему несчастия переносил со смирением подвижника... Образ Государя с заплаканными глазами в полуосвещенном купе до конца жизни не изгладится из моей памяти.

Я просил Государя разрешить мне оставаться безотлучно при нем, в каких бы условиях Он и Его Семья ни находилась, что Государь мне обещал.

В этот день Государь занес в свой дневник:

"В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого... Кругом измена, и трусость, и обман".^{414}

Глава XXV

ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОГИЛЕВ. СЛУЧАЙ НА ОДНОЙ СТАНЦИИ. ПРИЕЗД В МОГИЛЕВ. ПРИЕЗД ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ФЕОДОРОВНЫ. РОЛЬ АЛЕКСЕЕВА В УДАЛЕНИИ ФРЕДЕРИКСА И ВОЕЙКОВА. ОТКАЗ ОТ ПРЕСТОЛА МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА. МАНИФЕСТ МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА. МОГИЛЕВ В ДНИ ПРЕБЫВАНИЯ ГОСУДАРЯ. АРЕСТ ГОСУДАРЯ. ЕГО ОТЪЕЗД. АЛЕКСЕЕВ СООБЩАЕТ ОБ АРЕСТЕ. ОБРАЩЕНИЕ ГОСУДАРЯ К ВОЙСКАМ НЕ ОПУБЛИКОВЫВАЕТСЯ.

Поезда (Императорский и Свитский) шли на Могилев. Дубенский пишет об одном очень интересном эпизоде.

«На одной какой-то станции уже к вечеру наш "Свитский" поезд остановился: я вышел из вагона и направился к вокзалу... В самом вокзале, в зале первого класса, совершенно пустом, ко мне подошел какой-то человек, лет за 40, по виду, одежде и разговору торговый человек или состоятельный крестьянин. Он поклонился, затем очень тихо спросил меня:

"Простите, позвольте узнать, неужели это Государя провезли?" Я ответил, что да, это проследовал Его Величество в Могилев в Ставку.

"Да ведь у нас здесь читали, что его отрешила Дума и теперь сама хочет управлять".

Я дал ему разъяснение, но он остался неудовлетворенным и с грустью сказал:

"Как же это так. Не спросясь народа, сразу Царя Русского Помазанника Божия и отменить и заменить новым".

И человек отошел от меня.

Я задумался над этими простыми, но ясными словами. Точно нарочно этот русский случайный человек передал мне в первый же день, когда у нас уже не было Государя Императора Николая II, голос толпы, голос того русского народа, который сотни лет так свято чтил имя Православного Царя».^{415} Дубенский продолжает свои записи:

«Утром 3-го марта я зашел в купе барона Штакельберга. Он сидел еще не одетый, и все лицо его было красно от слез.

"Меня возмущает обстановка, при которой совершен переворот. Готовили все это давно. Воспользовались только волнениями в Петрограде. Ставка по отъезде Государя в один день снеслась со всеми Главнокомандующими фронтов от севера России до Румынии и Малой Азии. Установилась полная связь между Алексеевым, Родзянко и всеми высшими генералами. Английский посол Бьюкенен принимал давно горячее участие во всех интригах и происках. Решили, что надо сменить "шофера", и тогда Россия помчится быстрее к победе и реформам. И начальник штаба Государя, его генерал-адъютант, прощается с Его Величеством 27 февраля, провожая Государя в Царское для создания "ответственного министерства", а час спустя начинает осуществлять смену шофера. Вот что меня особо удивляет и возмущает. Ведь это измена и предательство".

Я ответил Штакельбергу, что мне трудно понять поведение Алексеева, тем более, что лично давно его знаю. Я Алексеева помню еще на академической скамье. Он товарищ моего брата по академии. Все считали его простым, искренним и чистым Человеком. Некоторые увлекались им, находили его даже особо даровитым, чуть ли не государственным человеком. Я лично никогда не разделял этого взгляда. Мы целый год писали вместе с Алексеевым книгу о Суворове, и пришлось узнать его хорошо. Михаил Васильевич средний человек, но необычайно упорный и трудолюбивый. Он без особой воли и склонный подпадать под влияние. Алексеев всегда выбирал в сотрудники себе недаровитых людей, ему нужны были исполнители, он работал всегда единолично. Но все-таки я не могу понять, как Алексеев мог осуществить это величайшее предательство. Как этот действительно религиозный человек мог изменить своему Царю, будучи самым доверенным у Него лицом».^{416}