Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора

На несколько месяцев в представлении рядовых российских граждан Г. Рябов — Э. Радзинский стали чуть ли не главными специалистами — знатоками обстоятельств смерти Царской Семьи. Всякие попытки опровергнуть ложный образ представителями русской эмиграции и отечественными исследователями на страницах центральной прессы всячески пресекались: принцип большевистской цензуры — распределения: кому позволено по какой теме выступать, а кому нет, — тогда был еще в полной силе. Так, уральский историк Игорь Непеин предлагал свой очерк с критикой версии Рябова-Радзинского и в "Родину", и в "Огонек", и в другие центральные издания, и везде получил отказ в публикации. То же самое произошло и с репликой исследователя из США профессора Павла Николаевича Пагануцци, присланной в "Огонек", — ему ответили письмом-отпиской. Зато в январе 1990 года "Огонек" вновь предоставил свои страницы для измышлений Э. Радзинского, напечатав продолжение его очерка "Расстрел в Екатеринбурге", где пресловутая "Записка Юровского" опять фигурировала как подлинный исторический документ.

Что же она из себя представляет? Четыре листа машинописи, в тексте есть рукописные карандашные пометки, обведенные потом чернилами, и приписка, сделанная чернилами и явно другим почерком — в ней сокращенными словами и цифрами невразумительно указаны координаты могильника (из которых ясно только то, что он находится прямо на дороге в Коптяки). Сам Я.М. Юровский в ней назван не иначе как "ком.", что означает — комендант Дома Особого Назначения" — то есть дома Ипатьева, и этот "ком." упоминается в "Записке" только в третьем лице.

"Записка" представляет из себя в лучшем случае рабочую копию показаний некоего лица, якобы как-то связанного с убийством Царской Семьи и знакомого с некоторыми фактами расследования Н. Соколова. Ничего более на основании этой машинописи с пометками утверждать невозможно, так как она лишена каких-либо реквизитов, по которым можно было бы судить о степени ее официальности: отсутствуют название документа, подпись автора или лица, снимавшего показания, точная дата и четкая адресовка. Для того, чтобы вводить данный документ в научно-исторический или юридический оборот, необходимо совершить специальное исследование, чтобы на основании дополнительных данных подтвердить его достоверность, либо обосновать его сфабрикованность.

Во всей научной и публицистической литературе, кроме голословных утверждений Г. Рябова и Э. Радзинского, а также доктора исторических наук Генриха Иоффе (его статья комментирует очерк Рябова в журнале "Родина"), сведения о подобном исследовании, подтвердившем подлинность "Записки", отсутствуют. Анализу же подложного характера этой "Записки" целиком посвящен очерк Валерия Родикова "Легенда о Царской голове", выпущенная отдельной книгой в 1991 году, и моя статья "Подлог" (переработанный вариант которой за подписью "В. Демин" был опубликован в сборнике "Царь-Колоколъ" № 2 за 1990 г.).

Доктор исторических наук Юрий Алексеевич Буранов, разработавший оригинальную методику выявления исторических фальсификаций, занимающийся архивными изысканиями о судьбе Царской Семьи с конца пятидесятых годов, 27 ноября нынешнего года в телефонном разговоре с составителем настоящей справки также подтвердил суждение, что так называемая "Записка Юровского" в строго историческом смысле документом не является и не может служить источником достоверной информации.

В двух словах, резюмируя эти выводы, можно сказать, что на основании сравнения официального, строго документированного следственного материала об убийстве Царской Семьи очевидно, что в "Записке" содержится ряд фактических неточностей, а заключительная ее часть представляет собой злонамеренный, тенденциозный вымысел.

Во второй половине 1990 года сенсационный шум вокруг "находки" Г. Рябова поутих, но с весны 1991 года пропагандистская кампания вышла на новый качественный виток. Теперь на передний план выдвинулась группа екатеринбургских энтузиастов во главе с А. Авдониным, который был компаньоном Г. Рябова в "тайных" предварительных раскопках 1979 года. После ряда подготовительных заметок в местной и центральной прессе А. Авдонин потребовал от Екатеринбургских (тогда еще Свердловских) властей "гарантий" для проведения уже "гласных" раскопок могильника, а также срочную регистрацию его фонда с многозначительным названием "Обретение", которое недвусмысленно указывает на строго церковную церемонию — обретение мощей святых. Но кроме слова "обретение" ничего церковного ни в самом фонде, ни в его действиях не содержится: обыкновенная коммерческая структура, которых расплодилось в перестроечной России сотни тысяч.

11 июля 1991 года разрешение на раскопки с участием местной прокуратуры было получено, в тот же день зарегистрировали и фонд, а 12-го приступили к делу. Юридическую сторону этой акции центральная пресса обрисовала крайне упрощенно: