Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора

Гулевич (начальник штаба Алексеева — В.К.) прав, говоря, что как родился Алексеев с мелкой душой, так с ней и остался, и ни на какие порывы, подъемы такая душа уже не способна. И это на каждом шагу сказывается болезненно. Но знал бы Алексеев, как все это болезненно отзывается на войсках, что они переживают — он мог бы понять; но нет, он все же не поймет.

И Иванов прав, что Алексеев на творчество неспособен. Копошиться в бумагах он может и хорошо, но сквозь эти бумаги жизни, обстановки, настроения не увидит".

"10 июля — Да и солдата Алексеев в лицо не видал. Сидя всю жизнь за письменным столом над листом бумаги, живого человека не видишь. Это не есть подготовка для командования. Даже поздороваться на улице с солдатом он не умеет, конфузится, когда ему становятся во фронт. Нет, не знает он, что такое нравственный элемент, что у армии, кроме патронов, должен быть дух, который он обязан поддерживать, не знает он этого и не познает своей чернильной душой и погубит армию прекрасными, хорошими мыслями, погубит в ней душу, веру в свою силу, веру в победу. Вот теперь он твердит, что надо сохранить живую силу армии, но, принимая меры для сохранения этой живой силы, он топчет ее дух, и это, по-моему, есть преступление".

"12 июля — Атмосфера кругом Алексеева тяжелая. Роль Борисова очень темная, и его влияние весьма пагубное".

"2 августа — Отношения между Алексеевым и Гулевичем обострились до того, что они больше не разговаривают между собой. Кроме того, все действия генерала Алексеева встретили во всем штабе сильную критику. Этот вопрос наиболее больной. Прав ли Алексеев или нет, теперь трудно сказать, но факт остается, что все потеряли веру в него. Генерал Данилов, говоря об этом, указал еще на одну черточку, а именно, что генерал Алексеев сам потерял веру в себя. Эго весьма возможно, так как это в первый раз в его жизни, что он на самостоятельном посту. Будучи всю свою жизнь штабным, подчиненным лицом, ему не приходилось брать решения на свою голову. Отсутствие тренировки в волевом отношении теперь и сказалось в упадке духа и большом унынии. Генерал Данилов выражал сомнение, чтоб Алексеев воспрянул духом и вышел победителем из создавшегося тяжелого положения. Мешают ему — отсутствие знания дела (таланта разобраться и взять решение) и общее уныние, т.е. ему все кажется ужасно, все в мрачных красках".

"3 августа — Хорошо, что генерал Рузский успел поговорить с Верховным и вполне установил твердый взгляд на необходимость создать твердый кулак в северной армии. Иначе Алексеев был уже готов отдать и Ригу, ставя этим Петроград прямо в опасное положение. Он, по-видимому, совершенно не понимает обстановки и не отдает себе отчета о важности некоторых районов. У него опасная мания отхода". "Вот Борисова следовало бы убрать, выгнать вон. Эго форменный идиот и скверный человек. Он мне как-то говорит: "Вот до того, что меня выгнали со службы, это меня пугало (отставка), а теперь уж не пугает".

"Приехал повидать Алексеева гродненский губернатор, свиты Его Величества В.Н. Шебеко. Выходя от Главнокомандующего, он подошел встревоженный ко мне и говорит, что Главнокомандующий ему только что говорил, что армии все разбиты, бегут и что все пропало. Как мог Алексеев такую вещь сказать — прямо непонятно, а Петюша (Великий Князь Петр Николаевич — В.К.) сказал, что это даже преступно так говорить. Я заметил Петюше, что это только характеризует общее настроение, которое может роковым образом отразиться на войсках, раз сам Главнокомандующий позволяет себе говорить такие вещи".

"5 августа — Вера в Алексеева, к сожалению, рушится с каждым днем. Уже начинают открыто об этом говорить, и некоторые предполагают, что ему это стало известно, почему он на всех злится и ни с кем не разговаривает. Возвращаясь из штаба домой, Ф.Ф. Палицын мне говорил, что когда верховный (Великий Князь Николай Николаевич — В.К.) был у нас, генерал Алексеев просил его уволить. "Несчастливая у меня рука", — говорит Алексеев. Но кем его заменить теперь? Никого нет".^{166}

Почти о том же самом пишет генерал Спиридович:

«На фронте было неблагополучно. Отступление наших войск продолжалось. Отступательное настроение Юго-Западного фронта передалось и Северо-Западному. Главнокомандующий последнего генерал Алексеев, главным советником которого являлся состоявший при нем генерал Борисов (личность довольно загадочная и неясная) все больше и больше проникался идеей отступления, и в первой половине июля это его настроение настолько не соответствовало настроению подчиненных ему высших начальников, что из нескольких военных центров в Ставку были посланы полные информации о неправильности действий генерала Алексеева и о непригодности его к его роли.