Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора

Наш Дворцовый Комендант Воейков отлично понимал и всю ненормальность, и всю серьезность тогдашнего положения, и он горой встал за Государя и Царицу, хотя и понимал отлично их ошибки, особенно в отношении Распутина".^{176}

Это было в конце июня, а после перемены Верховного Командования Спиридович записал:

"После отъезда Великого Князя стало как-то легче. Как будто разрядилась гроза. Кто знал истинный смысл совершившегося, крестились. Был предупрежден государственный переворот, предотвращена государственная катастрофа".^{177}

Начальником штаба Верховного Главнокомандующего Государь назначил Главнокомандующего Северо-Западным Фронтом, генерал-от-инфантерии Михаила Васильевича Алексеева. В последнее время его многие критиковали и злые языки говорили, что он получил повышение, сдав все крепости. Многие из высших военачальников приветствовали его назначение, другие же, в особенности Рузский, резко порицали. Все сходились только на том, что Алексеев работящий и необыкновенно трудоспособный человек. Выбор его объясняли личной симпатией Государя.

Чрезвычайно интересны записи о. Г. Шавельского от 21 августа за два дня до смены Командования в Ставке, где находился вызванный туда генерал Алексеев. Оказывается Николай Николаевич перешел на "ты" с Алексеевым.

«Когда я вошел к Великому Князю, у него уже сидел генерал Алексеев. Великий князь сразу же обратился к нам.

"Я хочу ввести вас в курс происходящего. Ты, Михаил Васильевич, должен знать это как начальник Штаба; от о. Георгия у меня нет секретов. Решение Государя стать во- главе действующей армии для меня не ново. Еще задолго до этой войны, в мирное время, Он несколько раз высказывал, что его желание, в случае Великой войны, стать во главе своих войск. Его увлекала военная слава. Императрица, очень честолюбивая и ревнивая к славе своего мужа, всячески поддерживала и укрепляла его в этом намерении. Когда началась война, (...) Он назначил меня Верховным. Как вы знаете оба, я пальцем не двинул для своей популярности (? — В.К.), она росла помимо моей воли и желания, росла и в войсках, и в народе. Это безпокоило, волновало и злило Императрицу, Которая все больше опасалась, что моя слава, если можно так назвать народную любовь ко мне, затмит славу ее мужа... Увольнение мое произвело самое тяжелое впечатление и на членов Императорской Фамилии, и на Совет Министров, и на общество... Конечно, к должности, которую Он принимает на себя, Он совершенно не подготовлен. Теперь я хочу предупредить вас, чтобы вы, со своей стороны, не смели предпринимать никаких шагов в мою пользу... Иное дело, если Государь Сам начнет речь, тогда ты, Михаил Васильевич, скажи то, что подсказывает тебе совесть. Так же и вы, о. Георгий"».^{178}

Так стремился еще Николай Николаевич остаться на своем посту и давал "добрые" советы Алексееву. Эти советы дали то, к чему стремился дядя Государя. Алексеев поверил клевете.

Вопреки всем предсказаниям, что с принятием на Себя Верховного Командования, Государь встретится с непреодолимыми препятствиями и дела на фронте пойдут еще хуже, всего этого не произошло. И Армия реагировала на это совсем не так, как предсказывали "верные" министры, "умный председатель Думы", "представители народные" и "милые" родственники. Военные действия сразу пошли как-то лучше. Инициатива постепенно переходила в наши руки. Самое важное, что кончилась паника, которой была охвачена старая Ставка во главе с "опытным" полководцем и "любимым" вождем. Никто больше не плакал в подушку, и "слабовольный и человек не очень умный" (это так отзывались о Государе наши очень "умные и страшно волевые" генералы и адмиралы) дал возможность наладить работу Царской Ставки.

Самое главное заключалось в том, что Алексеев вышел из состояния "стремиться отходить", паническое настроение сменилось деловой атмосферой и спокойствием. Все это дал Государь своим всегда спокойным и уравновешенным отношением и к людям, и к событиям ка фронте. Великий Князь Андрей Владимирович в своем дневнике пишет:

"Смена штаба и вызвала общее облегчение в обществе. Большинство приветствовало эту перемену и мало обратило внимания на смещение Николая Николаевича. В итоге все прошло вполне благополучно. В армии даже все это вызвало взрыв общего энтузиазма и радости. Вера в своего Царя и в Благодать Божию над Ним создала благоприятную атмосферу".

И дальше, месяцем позже:

"Как неузнаваем штаб теперь. Прежде была нервность, известный страх. Теперь все успокоилось. И ежели была бы паника, то Государь одним своим присутствием вносит такое спокойствие, столько уверенности, что паники быть уже не может. Он со всеми говорит, всех обласкает; для каждого у Него есть доброе слово. Подбодрились все и уверовали в конечный успех больше прежнего".^{179}

Смена Командования, конечно, вызвала и те отклики, которые мы находим в воспоминаниях лиц, находившихся в старой Ставке. Прежде всего, страшно разобиделся Данилов. Ведь при Николае Николаевиче он был человеком, который фактически вел все операции. Об этом даже пишет Бубнов: