Анатомия Комплексов (Ч. 1)

Она-то? Изнеженная капризуля и трусишка, которая любую царапину воспринимала, как трагедию и смертельно опасную рану, а малейшую боль тушила в зачатке сильнейшими обезболивающими из аптечки родителей, стоило той только намекнуть о своем приближении. Может стресс сказывается? Или под давлением обстоятельств, она, подсознательно перестав воспринимать себя живой и нормальной, утратила естественное чувство самосохранения? А может, генная память шутит? Прадед- то ее у Ковпака в отряде партизанил, до Берлина дошел, из таких передряг вылезал чисто из-за своего казачьего упрямства, что и не поверишь. Алена его только на фотографиях видела, задолго до ее рождения умер прадед Василий, но мама охотно рассказывала о нем и привила детям глубокое уважение к памяти умершего родственника - героя.

‘Видать, пошла правнучка по твоим стопам ‘диду’- думала Ворковская, разглядывая квадраты потолка, и нервно усмехнулась:’ Ура! Ты против фашисткой нечисти, я - против инопланетной гадости. По коням! Шашки наголо, базуку под мышку и вперед! По империалистическим тарелочкам террористов-гуманоидов - пли! Ура!’

Жаль только, что подобное возможно лишь в воображении или в кино. Там всегда доблестные ребятушки встают на сторону справедливости, вовремя приходят на помощь несчастным и косят дивизии злодеев, а потом танцуют ламбаду, целуясь со спасенной. Финал - всегда хеппи-энд, а здесь? Ну, взбунтовалась и что?

Эх, Шварценеггера бы на их голову! Он бы постоял за невинную жертву, живо б финал космической эпопеи на свой фкус переписал, получили бы тогда садюги флэтонские консенсус-апокалипсис. Порадовались бы знакомству с представителями доверчивой земной цивилизацией!

Ничего, ничего, нет ‘Терминатора ‘ и ладно, сама разберется. В конце концов, спасение утопающих –– дело рук самих утопающих –– так гласит народная мудрость в лице Ильфа и Петрова.

Алена натянула на лицо улыбку победителя и вдруг всхлипнула и разрыдалась: больно, страшно, обидно, одиноко, не понятно. Как на таком зыбком материале решимости, надежде и оптимизму устоять? А силы где взять, чтоб бороться и верить в тот самый хеппи-энд?

’Мамочка, мамуленька! Как мне плохо.. Сашенька. Помогите.. Мамочка моя, папочка,- всхлипывала Алена, глотая слезы и кусая губы, чтоб не завыть от отчаянья и жалости к себе, - что ж со мной будет, мамочка? Что же делать? Родные мои, страшно-то как, Саш, ты бы знал.. Умру, а вы даже не узнаете, где я была, куда исчезла… Простите меня!.. Сашка, мам, пап, Сережка!’

Она представила себе, как ее ищут, сходят с ума от беспокойства все, кого она знала: овчарки шныряют по лесу, в поиске милиция; растерянные, расстроенные лица друзей, потом - траурная лента на ее фото на стенде в институте, скорбные лица однокурсников. Поседевшие родители, завешанные зеркала в квартире, поминки, тихие разговоры соседей на лавочке, сочувствующие взгляды в спину Сашки, мамы и отца, Сережа, раздавленный, убитый горем… А в городе буйствует осень, молодняк тусуется в сквере, бегут по своим делам люди, обгоняя друг друга, задевая, отпихивая, встречаясь на минуту взглядами и разбегаясь, спешат машины- гудят, обгоняют трамваи, обливают зазевавшихся прохожих брызгами грязи из-под колес. В воздухе стоит запах выхлопов, горелой листвы и стылой сырости, предвестницы зимы.. А может, уже зима… А Алены нет. Зима будет и весна будет, а Алены не будет, и все, что ее окружало, даже не заметит ее исчезновения. Погорюют друзья и знакомые да забудут. Может, только Сашка да мама с папой будут держать ее фотографию под стеклом в серванте, вспоминать по праздникам и будням такой, какой она была...

Ну, почему это должно было произойти именно с ней?! Она что - крайняя?! Почему ее выхватили из привычного круга и поместили в этот инопланетный концлагерь?! Что за бред, что за нелепость? Несправедливо, жестоко, бесчеловечно! Ей ведь всего 20 лет - она и не пожила толком, не видела ничего, по сути, думала –– все впереди, успеет.. и вот тебе! Жизнь дальше идет, а Алены –– нет!

Обидно до слез, до скулежа, а толку?

Стена раздвинулась, впуская кэн, но Ворковская увидела его лишь, когда тот подошел вплотную к ложу и навис над ней, изучающе щурясь:

–– Как ты?

–– Лучше всех! –– огрызнулась девушка, сердито глянув на непрошенного гостя, и поспешно вытерла влагу с лица: еще не хватало, чтоб они узнали, как ей плохо и поглумились вдосталь, ковыряясь в моральных травмах. Не дождетесь!

Парень кивнул с каменным лицом и, вытащив что-то из нагрудного кармана, протянул:

–– Возьми.

–– Что это? –– нахмурилась Алена. В руках кэн была зеленоватая, длинная упаковка, напоминающая обычный Dablmint или Orbit морозная свежесть, и пластиночки выглядывали точь в точь.

Только инопланетного ‘гудрона ‘ ей для полноты ощущений и не хватало!

–– Положи под язык. Легче станет, –– пояснил Рэй, видя ее замешательство.

–– На сколько?

–– Абсолютно.

–– Цианистый, что ли? –– не удержалась от колкости Алена и вытащила одну пластинку.

Плевать, что это, лишь бы помогло - хоть синильная кислота, хоть экстракт мухомора, хоть компакт-гильотина: мертвые, говорят, не болеют.