Анатомия Комплексов (СИ)

Этот мир стал ей чужим, она не желала его знать так же яростно, как когда-то стремилась вернуться в него. Ведь это он виноват в том, что случилось. Он отобрал у нее естественное стремление жить, как заложено природой, а не людьми. Жить свободной от предрассудков и догм, жить по своей воле, а не под гнетом чужих желаний. Жить любя. И не страшиться этого, не сопротивляться, не стесняться. "Независимость, свобода" — что она будет с ними здесь делать? Они там, здесь лишь их фантом, заскорузлый архетип. Что этот мир знает о них? И что они могут дать женщине, кроме горечи одиночества?

Над ухом хрипло каркнули. Алена вздрогнула и остановилась, с удивлением рассматривая серо-черное чудище с длинным клювом, нагло ковыляющее в метре от нее. Ворона. Надо же. А там еще одна и еще. Поля…

Девушка поправила съехавшую лямку рюкзачка и пошла дальше. Мимо промчалась машина, вторая притормозила, грянула клаксоном:

— Подвести, красавица? — спросил рыжий детина, высунувшись в окно. Она просто посмотрела и слов не потребовалось — парень нахмурился и нажал на газ.

Алена проводила зеленую колымагу презрительным взглядом и словно очнулась, осознав, что видит банальный автомобиль, а не привычный сейфер. Значит, она действительно на Земле? Уже?

"18 дней всего. Это же новейший гоффит, а не развалюха Вэрэна, служившая еще его деду…" Кто это ей говорил? Серега.

Сердце сжалось от боли — его она тоже больше не увидит. И Вэрэна. И Дэйкса. И Иллана. И…детей. Ворковская всхлипнула и закусила губу. Слезы сами брызнули из глаз. "Жалость, прежде всего к себе — вот источник слез" — сказал ей Рэй, когда, не выдержав очередного давления с его стороны, просто расплакалась от бессилия. Но он был прав, на деле она плакала, жалея, что не может его победить, добиться своего.

И сейчас ей было жаль, только диаметрально противоположного, того, что добилась. Возвращения домой. И слезы были горькими от осознания того, что цель не стоила затраченных средств. Она была пустой и ненужной. В этот момент она благословляла Эльхолию и Монтррой и готова была добровольно отдаться в их руки, пройти вновь все что прошла и даже вдвое, втрое большее, но там, на Флэте, тогда, когда Рэй еще был жив, и Иллан, и другие…

Иллан, сероглазый принц из ее снов, надменный красавец, обливающий ее холодом и презрением, винящий в распре с братом. В его глазах жил укор, а потом его сменила задумчивая меланхолия. Из памяти всплыла его стройная фигура, пальцы, ласкающие высокий фужер с шеврио, светлая кисея рубахи, волнами спадающая с обшлага на узком запястье…и кровь на груди, виноватый, прощальный взгляд. Одна рука сжимает стилет и упирается в хрусталь мостовой, другая зажимает рану. Он стоит на колене и пытается встать, но уже не может. Иллан…Он был таким же маленьким человечком, воображающим о себе больше, чем может и имеет, как и она. Он стремился к чужим высотам и понял — это слишком поздно. Рэй был другим. Рэй был сильным — духом, телом разумом. Он шел к своей цели, не размениваясь на пустяки. Он не воображал, а реально оценивал, не пытался — делал, не желал — добивался. Рэй…

Теперь в ее памяти он был выткан из одних достоинств, окружен светом благородства, как Спящая красавица рамкой хрустального гроба. Над его головой сиял нимб святости, и даже бесцеремонность, властность и жестокость влились в его грани и существовали в полной гармонии с мудростью, отвагой, чувством долга, как единое и неделимое целое. Теперь он был идеален. Был…Нет!

Алена резко выпрямилась и вытерла слезы. Хватит. Еще минута и она завоет. Еще час, два и она сойдет с ума. Нет, так нельзя, не надо. Нужно отвлечься, посмотреть вокруг.

Мимо прошуршала легковушка, проурчал КАМАЗ, поднимая столб пыли и обдавая девушку угарным газом. Машин становилось все больше, значит, скоро город.

Она прошла пост ГАИ, свернула на узкую тропку, вьющуюся мимо серого бетонного забора. Завод транспортных трансмиссий. Неужели еще помнит?

Люди. Один, два, потом все больше и больше. Грохот и рев машин, крики, гам и духота, в которой стоял запах раскаленного бетона и металла. Неужели она здесь жила?

Алена растерянно оглядывалась, не узнавая родной город, не понимая, где находится. Ее пихали, отталкивали спешащие граждане. Им не было дела до странной девушки, решившей постоять на их дороге. И она брела дальше, не зная куда, не сопротивляясь течению многоликой толпы, не видя пути.

Мимо пролетел трамвай, гремя колесами.

— Жить надоело? — гаркнул над ухом грубый голос, и ее опять отпихнули в сторону. Девушка вскинула взгляд: худой черноволосый парень зло глянул на нее и побежал дальше.

Ворковская, вздохнув, пошла прочь. Взгляд скользил по серым зданиям, она смотрела в лица прохожих, но не узнавала. Все было чужим и странным. Высотки зданий, усатые троллейбусы, красные тенты с надписью Coca-cola и жуткий гам, закладывающий уши, бьющий в виски: какофония музыки, льющейся из окон проезжающих машин, открытых окон домов, гогот, крики, шум транспорта. И запахи, от которых першило в горле.