Читаем Анатомия любви полностью

Мы поцеловались, немного поласкали друг друга. Джейд села на меня верхом, и я нацелился войти в нее, но промахнулся. Она взяла меня, направляя. Мне показалось, внутри ее как-то суховато, липко и вязко – из-за менструации кровь смешивалась с обычным секретом. Она поморщилась, когда я вошел, – это ужасно, нет, правда, эти незначительные гримасы боли так волнуют мужчин. Она немного приподнялась, и я выскочил из нее. Она опускалась, пока наши тазовые кости не соприкоснулись, а мой член не прижался к ее горячему влагалищу. Я держал ее за талию: теперь она плотно обхватывала меня бедрами, и я чувствовал, как ее лобковые волосы касаются меня, мягкие, подобные чьему-то дыханию на животе. Я потянул ее к себе, заставил наклониться, прижаться грудью к моей груди.

Я прошептал ее имя, но она не ответила, и меня на миг обуял страх.

Я обхватил ее лицо, целуя в губы. Ее язык казался огромным, мягким и невыносимо подвижным у меня во рту. Я вдыхал ее дыхание. Это был первый настоящий поцелуй за ночь. Старательный, бесконечный.

Она стояла на коленях, маленькие груди чуть покачивались, свет с пола освещал каждую волосинку на теле. Я засунул руку между ее бедрами и погладил влагалище, и Джейд раскрылась для меня. Она впустила меня в самую сердцевину, и там было градусов на десять теплее, чем вокруг.

А потом я вдруг оказался в ней. Я хотел остановиться, вобрать в себя этот миг. Она сидела сверху, держала меня за голову и прижималась лбом к моему лбу. Она двигалась медленно, глаза ее были крепко зажмурены, пока я не погрузился в нее до самого конца, и тогда она принялась раскачиваться, вжимаясь в меня с такой неистовой силой, что я подумал, что сейчас закричу. Но разумеется, не от боли – это давление служило исключительно для сексуального возбуждения и обещало такой экстаз, что мои нервные окончания просто не сумели отреагировать. Сила, с какой она терлась о меня, вселяла оторопь, и на самом деле только это я и чувствовал. Я ощущал, что она раскрылась, но себя внутри ее ощущал весьма смутно.

Чтобы не потерять равновесия, Джейд упиралась в мою грудь. Мне казалось, я окутан оболочкой наслаждения, громадным, светящимся коконом, по большей части искрящимся и непрозрачным, однако просвечивающим насквозь то на одном сгибе, то на другом. И сквозь эти прорехи, почему-то лишенные цвета, я периодически замечал тени на стене, скрип пружин, торчащую из матраса пуговицу. А потом наслаждение, словно медленно вращающийся купол, накрыло меня, и я снова забылся.

Я был в поту, мышцы болели, как будто меня крутила лихорадка. Кто-то где-то в гостинице спустил воду в уборной, и рев воды прорвался сквозь толщу ощущений.

Джейд двигалась вперед и назад, вперед и назад. Я догадывался, что она не полностью со мной. Я не помнил, не думал никогда, что занятия любовью могут быть настолько глубоко индивидуальными. Единственным объединяющим моментом было желание, но на этом, кажется, все и заканчивалось.

Джейд упиралась в меня одной рукой, чтобы удерживать равновесие, а другую руку положила себе на живот. Я заметил это словно в тумане и подумал, может быть, у нее болит живот, менструальный спазм, например. Однако ее рука скользнула ниже, увлекаемая вытянутым указательным пальцем, и устремилась прямо к клитору. Она гладила себя быстрыми круговыми движениями, поднимаясь и опускаясь на мне. Все это выглядело до ужаса профессионально. Я запросто мог представить подобное на схеме в книжке, в докладе на симпозиуме. Наверное, это звучит смешно, но в тот момент таковым не казалось. Ее движения вверх-вниз были размеренными, но незаконченными: она каким-то образом вычислила, до какой степени следует подниматься и опускаться, чтобы ее движения лучше всего согласовывались с круговыми движениями пальца.

Она оказалась настолько умелой, что даже не забывала обо мне. На какой-то миг она заглядывала мне в глаза, а потом зажмуривалась, точно в забытьи. Она низко наклонялась, чтобы коснуться губами моего лица – губами настолько сухими, словно она блуждала по сексуальной пустыне и мое лицо было всего лишь миражом. Но она все же целовала меня, и когда я впился в ее отстранявшийся рот своим, она задержалась, вдохнув воздух из моих легких и выдохнув в меня жгучую смесь нашего общего благоухания: дешевое красное вино, долгая ночь, жар наших нервных систем.

Купол наслаждения, под которым сжались в комок мои чувства, больше не был непроницаемым, он как будто поднимался: больше он не окутывал меня подобно одеялу, а скорее окружал, как палатка. Я ощущал приближение оргазма, но внезапно тот метнулся куда-то в сторону, словно рыбка, которая прячется в коралловом рифе.

Когда оргазм настиг Джейд – а это случилось неожиданно, как дорожная авария, – она задрожала и пронзительно всхлипнула, будто от боли. После чего застыла совершенно неподвижно, словно испуганное животное, выхваченное из темноты ярким лучом фар. Рот у нее был открыт, казалось, сейчас потечет слюна, однако она сжала губы и вздернула подбородок, задышав так тяжело, что живот раздулся точь-в-точь как у беременной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги