Анатомия любви

– Милой? – повторил Оливер, пожимая плечами, будто я выбрал весьма сомнительное слово.

– Миловидной. И такой же уязвимой, как и все остальные.

– Это не имеет значения. – Колин поглядела на свою руку на моем колене и улыбнулась, будто приятно удивившись, что обнаружила ее там. – Для Джейд важен только ты.

– Знаю, – ответил я.

– Иногда я прямо изумляюсь, – произнесла Колин. Теперь она посмотрела на Оливера, и я ощутил, как на нем сосредоточилось все ее внимание. – У мужчин талант не замечать того, что чувствуют к ним женщины. У мужчин. Нет, я неправильно сказала. У людей.

В этот момент к дому подъехал оранжевый «фольксваген» с поднятым черным верхом. На пассажирском месте сидела Джейд, я узнал ее волосы над белым воротничком блузки. Я не видел, что происходит в салоне машины, однако был уверен, что Сьюзен сидит, развернувшись лицом к Джейд, они разговаривают и этот разговор не из легких. Маленький мотор урчал, и один раз Сьюзен, должно быть случайно, нажала на газ, потому что машина на мгновение взревела, словно мощная газонокосилка, поперхнувшаяся высокой травой.

– Ну вот. Все закончилось довольно быстро, – заметила Колин.

Она собралась было унести тарелки, однако передумала и положила руки на подлокотник плетеного диванчика. Скрестила ноги и принялась всматриваться в машину, словно мать, которая дожидается возвращения детей, не явившихся к назначенному часу.

– Разве это машина Сьюзен? – размышлял вслух Оливер. – На вид новая. И номера Джерси. Интересно…

На меня накатила волна смущения. Просто невероятно, что они вдвоем могут быть так близко. День стоял теплый, но окна в машине были закрыты. Я видел на стекле остатки плохо оторванного стикера и перевернутое отражение дерева. Вся ревность, какую я старался не замечать с той минуты, когда вышел из магазина, обрушилась на меня, будто чемоданы с багажной полки в слишком резко затормозившем поезде. Горло стиснуло, пальцы порозовели и стали холодными. Я таращился на машину, пока не заслезились глаза. Оливер продолжал рассуждать о том, что машина не может принадлежать Сьюзен, должно быть, она взяла ее у кого-то, вот только у кого? Я не обращал внимания на его болтовню, однако был рад, что он не молчит.

Наконец дверь со стороны Джейд распахнулась, и спустя несколько долгих мгновений она вышла из машины. На блузке были заметны темные разводы пота в тех местах, где она соприкасалась с жаркой обивкой салона. Коричневый матерчатый пояс был перекручен сзади, и у меня промелькнула неприличная мысль: а так ли было утром? Джейд захлопнула дверь. Сьюзен отъехала, не с ревом мотора, как я ожидал, а совершенно спокойно, чуть помедлив, прежде чем выехать на середину улицы, хотя других машин не было. Я наблюдал, как она удаляется. На заднем сиденье лежали покупки. Хороший знак: получается, что домой к Сьюзен они не заезжали.

Джейд развернулась. Совершенно бесстрастное лицо. Фото на паспорт. Воспоминание. На ней были джинсы, сабо, сине-белая блузка с белым воротником. Солнце отражалось от печной трубы и било ей прямо в глаза. Она прищурилась, поглядев на крыльцо, и только тут заметила нас.

Колин помахала.

Джейд пошла к дому. Кусты сильно разрослись, отчего дорожка сузилась. Джейд вела рукой по темно-зеленой стене. Золотая цепочка с шеи исчезла. Рождественский подарок от Сьюзен. Я погремел кубиками льда в пустом стакане, пробуя на вкус остатки чая.

– Обедаете на крыльце? – поинтересовалась Джейд, поднимаясь по ступенькам.

– Отличный денек для такого дела, – отозвалась Колин.

Джейд кивнула. Она казалась суровой, убитой горем и задерганной, словно хирург на поле битвы.

– И для того, чтобы совать нос в мои дела, – добавила она.

– Ну что может быть интереснее дел Джейд, – почти пропел Оливер.

Джейд фальшиво улыбнулась ему, потом прошла мимо нас в дом, захлопнув за собой дверь.

Пару минут мы сидели молча. Жужжали пчелы. Гремели ледяные кубики в моем стакане.

– У нее просто талант выставлять других полным дерьмом, – покачала головой Колин и бросила взгляд Оливера, чтобы ободрить его.

– Подобным талантом наделены только жертвы, – бросил Оливер, скрещивая длинные ноги.

Я встал и лениво направился к двери, все еще сжимая в руке стакан. Взялся за маленькую цилиндрическую ручку, но дверь не открыл. Я всматривался в холодные тени в доме сквозь провисшую москитную сетку, глядел на перила красного дерева, стоячую вешалку, зеркало, люстру в виде уличного фонаря – все заштрихованное сеткой, словно на гравюре.

– Пойду узнаю, как она, – сказал я, открывая дверь.