Перед домом Энн мужчина средних лет, с длинными седыми волосами, в очках в металлической оправе и с толстыми стеклами поливал тротуар из шланга. Когда я проходил мимо, он направил струю воды в сторону, чтобы не забрызгать меня. Голова от волнения шла кругом. Все мне казалось опасным и неверным. Тяжелые двери, ведущие в холл, были украшены толстой декоративной решеткой. Сейчас я сказал бы, что она выполнена в стиле ар-деко, но тогда она показалась мне причудливой до ненормальности. Разумеется, двери эти десятилетиями открывали и закрывали маленькие дети и слабые старики, однако в тот день мне потребовалось собрать все силы, чтобы отворить их, – из рук словно вынули кости, а вместо крови залили теплый, слабенький чаек. В небольшом, отделанном зеленым мрамором холле было прохладно. Перед запертой стеклянной дверью была добрая сотня звонков. Пока я искал фамилию Энн и мой взгляд спорадически метался от столбца к столбцу, стеклянная дверь внезапно открылась. Вышла красивая молодая женщина, чем-то похожая на египтянку. Рядом с ней горделиво выступали две крупные собаки – эрдельтерьер и немецкая овчарка. Овчарка с интересом обнюхала мои ноги.
– Джуди! – шепотом одернула собаку женщина, потянув за поводок. Затем, обратившись ко мне, она спросила: – Вы хорошо себя чувствуете?
Я кивнул, однако большая часть моего существа, видимо, взывала о помощи, потому что я невольно схватился за шею и потер.
Женщина щелкнула пальцами, и собаки сели. Обе громко дышали.
– Вы уверены? – спросила она. – У вас такой вид.
– Какой?
Она подняла ладонь, затем стремительно опустила ее, присвистнула и изобразила голосом взрыв.
– Я в порядке, – сказал я, отводя глаза. Мой взгляд уперся в фамилию Рамси: 7G.
– Точно? Не хочу вернуться из парка и обнаружить, что вы лежите тут бездыханный.
Господи, какая же она красивая, подумал я. Что со мной происходит? На ней были светло-желтые брюки, тонкая голубая рубашка с закатанными до локтя рукавами. Руки изящные, мускулистые, с просвечивающими под кожей венами и сухожилиями: только сумасшедший не захотел бы, чтобы эти руки обнимали его.
– Здесь поблизости нет телефона-автомата? – спросил я.
Было очевидно, что я не могу просто взять и нажать кнопку звонка Энн. Я обязан ее предупредить, дать ей возможность избежать встречи со мной.
– Есть, прямо на углу. – Женщина поглядела на собак, и те поднялись, виляя хвостом.
Я с усилием открыл тяжелую дверь, и мы вышли на улицу. Дворник все еще поливал тротуар. Он целился струей в шелуху от арахиса, сгонял с тротуара и отправлял в канализацию. Собаки мимоходом лизнули мокрый тротуар.
– Привет, Рольф, – сказала моя спутница.
– Здравствуйте, мисс Лафарж, – кивнул Рольф.
Она дошла со мной до угла и остановилась у старой телефонной будки.
– Джуди, Стив, сидеть, – велела она. Сунула руку в карман и достала десятицентовик. – Держите, – сказала она, вкладывая монету в мою ладонь. – Если хотите, я подожду, пока вы будете звонить.
– Нет. Я в порядке. Большое вам спасибо.
Вместе с собаками она перешла Парк-авеню. Я смотрел, как она удаляется, и повторял про себя ее фамилию, мечтая познакомиться с ней. Хотя одиночество и бесцельность существования довели меня до вялотекущей, монотонной дружбы с женщиной из числа друзей Уоррена Хокса, эта мисс Лафарж пробудила во мне намек на желание, что моментально выделило ее из числа всех, кого я встречал или хотя бы просто замечал с начала моего отлучения от Джейд. Я ощущал присутствие мисс Лафарж, словно солнечный свет в темном лесу, и понимал, что она чувствует, как мои мысли идут за ней вслед. Жизнь была как сон, дни – как вечность, смысл менялся как угодно, все виды мысленной магии были доступны, мир снова стал светлым и прозрачным – точно так было, когда я засыпал в объятиях Джейд и просыпался, видя ее волосы у себя на подушке. Я бросил монету в щель и набрал первую цифру номера Энн. Меня все еще трясло, я по-прежнему потел и ощущал головокружение, но теперь, кажется, не от страха или смущения. Сила притяжения изменилась, когда я вошел в первый, а вскоре и во второй круг единственного мира, в который верил, в единственную реальность, которую хотел бы назвать своей. И если бы меня хватил удар или я лишился сознания, это не имело бы значения. Я находился в силовом поле, поле эмоций, обретающих материальность, и оно было восхитительно огромно и куда сильнее, чем все, что я когда-либо знал до сих пор.
Не помню, как набирал остальные цифры номера, не помню, чтобы слушал гудки, но сразу услышал голос Энн.
– Алло? – Она всегда произносила это слово как вопрос, конспиративный, слегка смущающий вопрос.
– Это я, – сказал я. Мне ни разу не приходила мысль, что она может не узнать меня по голосу. – Я в двадцати пяти футах от твоего дома. Можно мне зайти? Или, может, выпьем где-нибудь кофе?
На другом конце провода повисло молчание. Я слышал на заднем плане классическую музыку и вой полицейский сирены, которая пронеслась мимо меня куда-то на север, полоснув мигающим красным светом по телефонной будке.
– Ты тот, кто я думаю? – наконец спросила Энн.