Анатомия Меланхолии

Слезы, вздохи, смех, зуд, дрожь, потение, краска смущения, странные звуки и призраки, которые слышатся или появляются, ветры, несварение — это все движения тела, зависящие от этих предшествующих движений ума; слезы, как считает Скалигер{1945}, также являются не чувством, а действием: «голос у испуганных людей дрожит, потому что волнуется его сердце»[2644] (Conimb. prob. 6, sec. 3, de som.). На тот счет, почему они заикаются или запинаются, Меркуриалис и Монтальт (cap. 17 [гл. 17]) приводят сходные соображения, почерпнутые ими у Гиппократа: «по причине сухости, из-за которой немеют нервы языка»[2645]. Причину быстрой речи (что является симптомом у немногих) Аэций видит в обилии ветров и быстроте воображения[2646]; смелость обусловлена чрезмерной сухостью[2647], а волосатость — сухостью организма. Причина длительной бессонницы — сухой мозг, непрерывные размышления, неудовлетворенность, опасения и заботы, которые нарушают спокойствие разума; несдержанность — следствие ветров и горячей печени (Монтан, cons. 26 [совет 26]). Бурчание в кишках — от ветров, а ветры — от плохого переваривания пищи, от слабости естественного тепла или болезненного тепла и холода; сердцебиение — от испарений, как, впрочем, и чувство тяжести и боли в сердце[2648]. Тяжесть в животе вызывается ветрами, и от этого же — пульс во многих органах. Краснота лица и зуд, как будто их <больных> искусали мухи или ужалили муравьи, — от резких пронзительных ветров; выступающий на коже холодный пот — от испарений, поднимающихся от гипохондрий[2649], худоба — от скудного питания. На вопрос о том, почему у них такой чрезмерный аппетит, Аэций отвечает[2650]: Os ventris frigescit, из-за холода в этих внутренних органах; холодный желудок и горячая печень причиной несварения; напряжение проистекает от треволнений; вследствие недостатка жизненных сил наша душа оказывается не способна должным образом сосредоточиться на столь многих напряженных действиях; она истощена и оказывается во власти страстей, а посему не в состоянии принять в соображение доводы, которые могут удержать ее от таких чувств[2651].

Застенчивость и краска стыдливости[2652] — чувство, присущее одному лишь человеку, и вызывается оно не одним лишь стыдом и унижением и не потому, что они <люди> сами повинны в совершении какого-то недостойного поступка[2653], а проистекает, как справедливо заключает Фракасторо[2654], ob defectum proprium, et timorem, из страха и сознания наших недостатков; лицо страдает, когда мы обеспокоены присутствием того, кому известны наши недостатки, и тогда природа, желая помочь, посылает туда жар, жар притягивает за собой самую нежную кровь, и мы вследствие этого краснеем. Люди смелые, надменные и беззаботные краснеют редко или вообще никогда не краснеют, и происходит это лишь с теми, кто боязлив». Антоний Лодовик в своей книге de pudore [о стыдливости] склонен считать, что эта самая нежная кровь приливает к лицу не столько вследствие нашего почтения к присутствующим лицам, старше нас или выше нас по положению, «но вследствие радости и удовольствия или если с нами произойдет что-либо нечаянное, непреднамеренное — неожиданное происшествие, случай или встреча»[2655] (что подтверждает и Дизарий{1946} у Макробия), если мы увидим или услышим какой-либо объект, ибо, как замечает Дандини[2656]{1947}, слепые никогда не краснеют; ночь и темнота делают людей бесстыжими. Или же если нас укорили в присутствии тех, кто выше нас по положению, или мы очутились в обществе неприятных нам людей, или если что-нибудь досаждает или оскорбляет нас — erubescentia [застенчивый румянец] превращается в rubor [постоянную красноту][2657]. Подчас в каком-либо крайнем случае, считает Лодовик, начинает звенеть в ушах и они краснеют, а иногда краснеет все лицо[2658], etsi nihil vitiosum commiseris [хотя вы не совершили ничего плохого]; однако, по мнению Аристотеля, omnis pudor ex vitio commisso, стыд — всегда следствие какого-либо оскорбления{1948}. Мы, однако же, думаем иначе: он может точно так же проистекать от страха, силы и неопытности (так считает и Дандини[2659]), как недостатка; от горячей печени, говорит Дюрет (notis in Hollerium), «из-за горячего мозга, из-за ветра, перегретых легких или после выпитого вина, какого-либо крепкого напитка, треволнений» и пр.