Анатомия Меланхолии

Люди, о коих более всего следует сокрушаться, безумны подобно той слепой женщине у Сенеки{337}, однако они никогда в этом не признаются и не станут искать лекарства от этого[409], ибо pauci vident morbum suum, omnes amant [ведь немногие осознают свои недуги, и все мы привязаны к ним]. Если нас беспокоит рука или нога, мы стремимся исцелить их, если мы страдаем от телесных недугов, то посылаем за лекарем[410], однако на душевные недуги мы не обращаем никакого внимания[411]; нам не дают покоя, с одной стороны, похоть, а с другой — зависть, злоба и честолюбие. Страсти, подобно диким лошадям, раздирают нас на части, одного — в силу природных склонностей, другого — по привычке, один — меланхоличен, другой — безумен, но кто из нас ищет помощи, признает свои заблуждения или понимает, что он болен[412]. Подобно тупоголовому малому, который погасил свечу в надежде, что блохи теперь его не отыщут; человек всячески прячется за непривычным одеянием, заимствованными титулами, ибо никто не должен догадаться, что он собой представляет. Каждый думает про себя Egomet videor mihi sanus [А по мне — так я здоров, да и все тут!{338}], у меня все в порядке, я благоразумен и посмеиваюсь над всеми остальными. И всеобщее наше заблуждение состоит в том, что мы теперь осмеиваем и отвергаем, как нелепость, все, что одобряли наши предки, — пищу, одежду, мнения, нравы, обычаи, манеры. Старики считают всех молодых просто-напросто глупцами[413], тогда как на самом деле они только лишь ветрены; подобно тому как матросам представляется, что terraeque urbesque recedunt [отступают селенья и берег{339}], тогда как на самом деле земля стоит на месте, а удаляются они, вот и в мире сохраняется куда больше благоразумия, в то время как сами они впадают в детство. Турки смеются над нами, а мы — над ними; итальянцы — над французами, коих они почитают легкомысленными, а французы в свой черед потешаются над итальянцами и некоторыми их обычаями; греки в свое время почитали всех населяющих мир людей, кроме себя, разумеется, варварами{340}, а теперь весь мир в такой же мере поносит греков; мы считаем немцев тяжеловесными, скучными людьми, порицаем многие их обычаи, а они с таким же презрением относятся к нам; испанцы смеются над всеми, а все опять-таки — над ними. Вот до какой степени мы глупы, смехотворны и нелепы в своих поступках, поведении, пище, одежде, обычаях и мнениях; мы глумимся и киваем друг на друга[414]{341}, хотя все мы в конечном счете олухи и «самые отъявленные ослы как раз те, кто усерднее всего прячет свои уши»[415]. Отдельный человек, если он уверен в себе или не сомневается в своем мнении, считает идиотами и ослами всех тех, кто не разделяет его устремлений,

Nil rectum, nisi quod placuit sibi, ducit[416]

[Иль потому, что лишь то, что нравится, верным считает],