Анатомия Меланхолии

Именно такой подход к публикации маргиналиев для меня непреложен еще и потому, что при ином подходе существенно обедняется и само основное содержание книги. Поясню это примером — в эссе под названием «Бедность и нужда как причины меланхолии» (часть I, раздел 2, глава 4, подраздел 6) в основном тексте мы читаем редкую даже для предреволюционной английской публицистики XVII века, исходившей из лагеря пуритан, характеристику социальных отношений той поры: «Ведь у нас теперь дело обстоит не так, как бывало, судя по Плутарху, среди сенаторов Лакедемона во времена Ликурга… в те дни невозможно было добиться такой должности ни ловкостью, ни силой, ни богатством… ее удостаивались только самые… избранные… У нас… всеми олигархиями правят немногие богачи, которые поступают, как им вздумается, и пользуются привилегиями, поскольку на их стороне сила. Они могут безвозбранно преступать законы, вести себя, как им заблагорассудится, и ни одна душа не осмелится обвинить их; да что там, не посмеет даже возроптать: на это не обращают никакого внимания, так что они могут жить по своим собственным законам, не опасаясь последствий, покупая за свои деньги помилование… они все равно ухитрятся пролезть на небо даже сквозь игольное ушко… их примутся восхвалять поэты, их имена увековечит история»[26] и т. д. К этой филиппике в маргиналиях присовокуплена следующая латинская сноска — «Когда умирает богач, отовсюду сбегаются граждане, а хоронить бедняка придет едва ли один из тысячи»[27]. Далее следует еще одна, уже английская маргинальная сноска, что у Бертона встречается очень редко, причем это уже не цитата, а его собственные слова: «Ведь тот, кто одет в шелка, атлас и бархат, да еще и с золотым шитьем, неизбежно должен сойти за джентльмена»[28]. А еще чуть ниже в основном тексте Бертон описывает, как ужасно выглядят бедняки, как нищета делает человека уродливым, отталкивающим, он напоминает скорее свинью или голодного пса, — и опять следует английская маргинальная сноска самого Бертона: «Я пишу это ни в коем случае не попрека или осмеяния ради, не с тем чтобы унизить несчастных, но, скорее, чтобы выразить свое сострадание и жалость»[29]. Такая сноска дорогого стоит: помимо того, что она характеризует социально-политические взгляды автора, она служит и свидетельством теснейшей связи маргинальных сносок и самого текста, они неразрывно с ним спаяны и не могут быть от него отделены.

Наконец, в пользу такого расположения маргиналиев свидетельствует еще одно обстоятельство — нередко пояснения касательно источников цитируемой Бертоном латыни нуждаются в дополнительных сведениях: к примеру, необходимо указать, какой именно поэтический цикл того же Горация здесь цитируется — книга од, сатир или посланий? и какая именно из них — номер книги, номер оды, номер строки, в чьем переводе я ее привожу, и, наконец, точно ли ее приводит сам Бертон, ибо он нередко, как до него и Монтень, изменяет текст, даже и стихотворный, применительно к своим задачам, к своему контексту, на что, как и положено в научном комментарии, следовало бы по возможности указывать тут же, сличая его с оригиналом и отмечая характер цитирования, не заставляя читателя искать на сей счет ответ в другом месте. Но нередко Бертон указывает источник, в котором приведенного им текста нет вообще, или же это не цитата, а сокращенный пересказ, парафраза источника, на что необходимо, по моему убеждению, здесь же указать. «Мои переводы подчас скорее парафразы на ту же тему, нежели перевод цитируемого; non ad verbum [ничто дословно], — откровенно признается Бертон, — поскольку я автор, я позволяю себе большую свободу и беру лишь то, что служит моим целям. В текст книги вставлено много цитат, что делает ее язык более разношерстным, или же, как это нередко случается, я помещаю их в маргиналиях. Греческих авторов — Платона, Плутарха, Афинея (см. прим. 124. — А.И.) и прочих — я цитировал по книгам их истолкователей, поскольку оригинал не всегда был под рукой»[30].