Анатомия Меланхолии

Alea Scylla vorax, species certissima furti,
Non contenta bonis animum quoque perfida mergit,
Foeda, furax, infamis, iners, furiosa, ruina[1877]

[Губительной Сцилле игра, без сомненья, подобна,

Лишает всего и предательски разум пленяет,
Постыдна, подла, безобразна, ленива, безумна,
Грозит разрушеньем].

За получаемое игроками ничтожное удовольствие да мелкие время от времени выигрыши и приобретения их жены и дети расплачиваются между тем утратой самого необходимого и сами они платятся в итоге утратой тела и душевным раскаянием. Не стану ничего говорить о чудовищных расточителях, perdendoe pecuniae genitos [о тех, кто рожден лишь проматывать деньги], как он осуждал Антония[1878], qui patrimonium sine ulla fori calumnia amittunt [кто безрассудно проматывает отцовское наследство, не навлекая тем на себя никакого общественного порицания], говорит Киприан[1879], и безумных сибаритствующих расточителях[1880], quique una comedunt patrimonia coena, что пожирают все за завтраком, за ужином или же в компании шлюх, прихлебателей и комедиантов, в мгновение ока проматываются в пух и прах, как если бы они выбросили все в Тибр[1881]; бьются об заклад, швыряются деньгами из тщеславия, на пустяки, разоряя не только самих себя, но даже и всех своих друзей, подобно тому как отчаявшийся пловец топит и того, кто устремляется к нему на помощь; поручительством и одалживанием денег они с готовностью разоряют своих компаньонов и друзей; irati pecuniis, которые, как сказано у него[1882], враги своим деньгам. Что же до тех, кто своим «бесстыжим взглядом, сластолюбивым языком и резвой рукой»[1883] безрассудно довел себя до нищеты, заложил вместе со своими землями и свой разум и погреб прекрасные владения своих предков в своем желудке, то они могут провести остаток своих дней в тюрьме, как это часто и происходит; они раскаиваются на досуге и, когда все уже промотано, становятся бережливыми; однако sera est in fundo parsimonia{1458}, тогда уже слишком поздно осматриваться; их удел — нищета, печаль, стыд и неудовлетворенность[1884]. Их бесчестье и неудовлетворенность вполне заслуженны, catomidiari in Amphitheatro[1885], они достойны публичной порки, как это и происходило в древности согласно эдикту императора Адриана; decoctores bonorum suorum, расточителями своего имущества, называем мы их, безмозглыми расточителями, которых следует скорее публично позорить и освистывать в любом обществе, нежели жалеть их и утешать[1886]. Тосканцы и беотийцы привозили своих банкротов на погребальных дрогах на рыночную площаь, а впереди них несли пустой кошелек, и этих молодых людей, сидевших на протяжении всего дня circumstante plebe [в окружении толпы], предавали позору и осмеянию. А в Италии, в Падуе[1887]{1459}, близ здания сената находился камень, который назывался камнем позора и на котором расточители и те, кто отказывался платить долги, сидели с обнаженной задней частью тела, дабы таким знаком бесчестья устрашить и удержать других от подобных суетных расходов, а также от привычки занимать больше, нежели они в состоянии вернуть. В старину чиновники назначали опекунов над такими безумными расточителями[1888], как это делали и с психически больными, дабы умерить их расходы и не позволять им так беспорядочно растрачивать имущество, доводя свои семьи до полного разорения.

Я не могу здесь также умолчать о двух главных язвах и самых распространенных бедствиях рода человеческого — вине и женщинах, сводящих с ума и одурманивающих мириады людей и идущих обычно рука об руку.

Qui vino indulget, quemque alea decoquit, ille In venerem putris[1889]

.

[Этот вином себя губит, другого игра разоряет

Третий гниет от любви.]