Анатомия Меланхолии

Многие другие недуги приключаются с молодыми женщинами, и вытекают они из этой одной и единственной выше подробно мной описанной причины, притом недуги печальные. Я ограничусь лишь упоминанием их названий, ибо меланхолия — вот единственный предмет моих нынешних рассуждений, от которого я не стану отклоняться. О различных способах врачевания этого недуга, касающихся питания, которое должно быть очень умеренным, или кровопусканиях, лекарствах, внутренних и наружных средствах очень подробно и разнообразно пишут Родерик а Кастро[2625], Зеннерт и Меркадо, так что каждый желающий может в случае необходимости воспользоваться их трудами. Однако лучшее и самое надежное средство из всех прочих — это удачно их пристроить и выдать их в надлежащее время замуж за хороших мужчин; hinc illae lacrimae [потому что в этом причина их слез], добавлю — главная причина, и в этом же состоит готовое лекарство, предоставить им возможность удовлетворить свои желания. Я пишу это не затем, чтобы призывать оказывать поддержку любой распущенной, праздной, ветреной, похотливой или легкомысленной неряхе, — такие часто всегда не по летам чересчур предприимчивы, своевольны и готовы наброситься на первого попавшегося на их пути, без всякой осторожности, совета, осмотрительности и рассуждений. Уж коль скоро религия, добрые наставления, целомудренное воспитание, благодетельные увещевания, прекрасные надежды, молва и утрата доброго имени не в силах удержать такую (а подобные доводы скромные и здравомыслящие девушки не могут не предпочесть, и при этом с большой для себя пользой), тогда более уместно прибегнуть к иным средствам: труд и различные занятия, строгая система питания, суровость и угрозы — вот что само по себе способно отвратить характер с дурными наклонностями, ибо вам редко приходилось наблюдать наемную служанку, бедную горничную — хотя уже и на возрасте, но прочно привязанных к своей работе, и притом к физическому труду, — или грубую деревенскую девушку, которых бы мучили такого рода недомогания, а вот благородные девственницы, смазливые барышни, одинокие и праздные, не ведающие никаких забот, ведущие жизнь бездеятельную и праздную, прекрасно питающиеся, живущие в просторном доме и бывающие в веселом обществе, быть может дурно распорядившиеся собой и не склонные оказывать хоть какое-то сопротивление, неудовлетворенные в других отношениях, неустойчивые в своих суждениях и здоровые телом, а также подверженные страстям (grandiores virgines, говорит Меркадо, steriles et viduae plerumque melancholicae [большинство немолодых уже девственниц, бездетных женщин и вдов обычно подвержено меланхолии], они-то и бывают по большей части подвержены вредному влиянию и склонны к этому недугу. Я не столь уж сильно сочувствую тем из них, чье положение может быть облегчено каким-либо иным способом, а сопереживаю единственно только тем, кто при сильном темпераменте и врожденном здоровье бывает насильственно увлечен этим потоком внутренних соков, и, хотя сами по себе они скромны, рассудительны, религиозны, добродетельны и с хорошими наклонностями (каковы в действительности многие страдающие от этого девицы), однако все же не в силах оказать сопротивление; эти горести вскоре обнаружатся, недуг возьмет свое и проявится со всей очевидностью, так что помочь тут каким-либо иным образом невозможно. Однако куда я забрел? В какой предмет я опрометчиво устремился? Что общего у меня с монахинями, девушками, девственницами и вдовами? Ведь сам я холостяк и веду в колледже монашеский образ жизни, nae ego sane ineptus qui haec dixerim [так что мне пускаться в подобные рассуждения глупо до чрезвычайности]; признаюсь, мне так же мало это подобает, как девственной Палладе{1927}, вспыхивавшей румянцем всякий раз, когда Юпитеру случалось говорить о любовных материях в ее присутствии; она в таких случаях отворачивалась, me reprimam [а посему я на этом и остановлюсь] и, хотя предмет моих рассуждений требует этого, не скажу больше ни слова.