Анатомия Меланхолии

Поистине, меланхолик — это Прометей, прикованный к скале на Кавказе, истинный Титий, чьи внутренности все еще терзает ястреб (согласно фантазии поэта), ибо именно так истолковал Джилио Джиральди[2723] неотступно преследующие меланхолика тревоги и заботы, и именно в этом смысле следует понимать такое уподобление. При всех других недугах мы ищем помощи; если болит рука или нога, будь то из-за воспаления или ушиба, или если с нами случился какой-либо обычный недуг, мы более всего жаждем помощи и здоровья, немедленного исцеления, если этого только возможно добиться, любыми средствами; мы охотно расстанемся со всеми прочими нашими благами, имуществом, вынесем любое несчастье, будем пить горькие снадобья, глотать отвратительные пилюли, терпеть прижигания суставов и даже ампутацию, все что угодно, ради выздоровления в грядущем, настолько желанней, дороже и драгоценней всего прочего на свете жизнь; наше главное желание — долгая жизнь и счастливые дни, Multos da Jupiter annos[2724], жить как можно дольше — таково желание всех людей, однако для меланхолика нет ничего томительнее этого, ничего столь отвратительного, и то, что все другие так упорно стараются сохранить, только ему одному ненавистно[2725], до того нестерпимы его страдания. Некоторые спрашивают, graviores morbi corporis an animi, что мучительнее — болезни телесные или душевные, но какое здесь может быть сравнение? И можно ли на сей счет сомневаться? Multo enim saevior longèque atrocior est animi, quàm corporis cruciatus{1982} (Лемний{1983}, lib. I, cap. 12 [кн. I, гл. 12]), душевные недуги намного мучительнее прочих. Totum hic pro vulnere corpus [Все тело — как рана сплошная], в этом случае поражены и тело, и душа, но особенно душа. Так свидетельствует Кардано (de rerum var. lib. 8, cap. 40 [о разнообразии вещей, кн. VIII, cap. 40]). Последователь Платона Максим Тирий{1984} и Плутарх[2726] извели целые тома, чтобы доказать это. Dies adimit aegritudinem hominibus[2727] [Время исцеляет печали людей], вот и при других недугах сходным образом сохраняется некоторая надежда, однако эти несчастные рождены для страданий, не питают никаких надежд на исцеление, они больны неисцелимо, чем дольше они живут, тем чувствуют себя хуже, и одна только смерть должна принесть им облегчение.