Анатомия одного развода

Пока мягко урчала сушилка, она успела рассмотреть все, что находилось вокруг, тем дружеским оком, которое бы охотно здесь все сокрушило: стены и пол облицованы фаянсовыми плитками; дорогое санитарное оборудование, эффектно контрастирующее с ними по цвету; толстые пушистые полотенца, подобранные в тон халатам; ванные коврики, мягкий пуф перед зеркалом и великое множество всяких дорогостоящих вещиц. Весы, полочки, сиденье для ванны, вешалки, мыльницы, набор стаканчиков — со всех сторон блестящий никель.

— Водятся денежки! — сказал Леон, вошедший следом помыть руки.

— Это все могло бы принадлежать нам, — ответила Агата.

Она с удовольствием прихватила бы золотую цепочку, лежавшую на столике: хоть мелкое, но все же возмещение. Но тут был Леон, да еще такой хмурый. Тогда Агата, тряхнув высохшими волосами, сделала небольшой крюк по коридору, заскочила в одну из комнат, где заметно прибавилось мебели, мигом открыла шкаф, вырвала из меховой накидки клок и степенно спустилась вниз.

— А мы только тебя и ждем, — сказала Одиль, внося жаркое.

Мясо было разрезано электрическим ножом на красивые ровные кусочки. И соус, которым его польют, не застынет сразу, потому что тарелки заранее нагреты. А после обеда грязной посудой займется недавно украсившая кухню моечная машина. Да, ничего не скажешь, у них есть все. Агата не зря сюда приехала, надо было захватить записную книжку, чтобы ничего не забыть.

Остается лишь как-то убить скучное воскресенье — телевизор поможет ей в этом. Не подниматься же в чердачную конуру, которую ей тут выделили, — это означало бы признать, что у нее есть пристанище, второй дом, как у Розы, которая здесь себя чувствует так непринужденно. Агата, оставшись с ней наедине, не может удержаться от укола:

— Клянусь, ты просто как у себя дома. Может, тебе следует здесь остаться? И Роза отвечает:

— Я уже об этом подумываю, представь себе! — Да еще добавляет: — Тебя это очень устроит. Наша комната станет твоей. Но ты сдохнешь от зависти.

Агата помрачнела и в таком настроении находилась весь вечер. Всего на секунду проявила она слабость: когда отец, рассеянно глядя на экран телевизора, сел около нее и, как бывало, потрепал ее по затылку. Но это же послужило и сигналом к уходу — она уехала на мотоцикле своего покорного брата на его «такси».

Вечером Агата вынула из шкатулки свою заветную тетрадь, взяла ручку с серебряным колпачком и написала:

«Кто же там, в животе у Одили? Малыш, у которого будут отец, мать, два дедушки и две бабушки — словом, две семьи, все в двойном комплекте и в полной гармонии, как руки и ноги!

Короче, у него будет то, что положено иметь нам

Мне у отца не по себе, наверно, потому, что я там чувствую себя ущемленной. Как, впрочем, и в Фонтене — и чем дальше, тем больше. Мама ведь ничего не делает, чтобы мы могли забыть. Наоборот. Леон, который никогда не пускается в откровенности, все же вчера признался: «Когда я бываю с Соланж, то хоть забываю все это».

И это Леон обычно такой сдержанный! Что же до меня, то если я и соединюсь с кем-либо, то лишь при условии, что смогу порвать в любую минуту».

ЯНВАРЬ 1968

16 января 1968

«Не больше двух человек одновременно» — гласило объявление. Но когда Луи добрался до клиники в Ножане (его долго задерживали: клиент был настолько важный, что нельзя было отмахнуться; затем следовала бумажная волокита по оформлению заказа, а потом такси застряло в пробке на улице Сен-Антуан) и когда он в конце выкрашенного масляной краской коридора толкнул дверь палаты № 31, то оказалось, что в ней уже находятся девять человек: его родители, тесть с тещей, Габриель, две сослуживицы Одили, сама роженица и ее сын; их окружали бесчисленные горшки с азалиями, перевязанные шелковыми бантами, красивые вазы с прозрачной зеленью аспарагуса и розами «баккара».

— Почему именно Феликс? — спрашивал Габриель.

Мужчины стояли и мучились в зимних пальто, ибо в комнате было двадцать пять градусов, а снять и повесить одежду было негде.

Дамы завладели тремя стульями, а мадам Милобер, мамаше роженицы, разрешили в виде особой привилегии присесть на край кровати.

— Я уже сказала: надо назвать по святцам, — объясняла Одиль. — Ведь так и со мной было. Мой день рождения совпадает с днем именин.