Анатомия одного развода

Заседатели склонились друг к другу и принялись тихо переговариваться. Послышался шелест бумаги. Палец дамы с шиньоном уперся в какой-то абзац: видимо, она не возражала, но что-то дважды пометила в тексте — документ, наверно, был заранее подготовлен или списан с другого. В зале уже почти никого не осталось. У металлических перил зевал какой-то старик. Уходящий день отражался в шестидесяти окнах, время тянулось томительно, за дверью, около которой маялся дежурный, уже затихал обычный в суде гул. Минуты три мэтр Гранса шептался с истцом, мэтр Гренд — с ответчицей и ее свитой; оба клана были одержимы одной и той же надеждой.

— Мы, председатель суда, а также мэтр Гранса — адвокат Луи Давермеля и мэтр Гренд — адвокат Алины Ребюсто…

Чтение судебного постановления началось без предупреждения. Все обратились в слух. Председатель читал очень торопливо, и чем дальше, тем не внятней. Иногда он останавливался, чтобы что-то подправить в тексте, затем продолжал, все ускоряя темп. И вот чтение превратилось в сплошное жужжание, в котором местами повторялось: принимая во внимание, что, и каждая из сторон пыталась усмотреть свою победу в благоприятном для себя аргументе, который тут же ускользал от них, как при радиопомехах. Вдруг прозвучала фраза, намеренно громко произнесенная, чтоб ее все заметили:

— О КОМПЕТЕНЦИИ. Принимая во внимание, что органом, наиболее компетентным, является высшая судебная инстанция, мы тем не менее ввиду неотложности вопроса позволяем себе вынести решение…

Первое поражение мэтра Гренд! И сразу следует второе:

— ОБ ОПЕКЕ ДЕТЕЙ. Принимая во внимание, что Роза проявила достаточную рассудительность и обосновала свои намерения; принимая во внимание, что Ги нельзя разлучать с сестрой, чувства которой он разделяет, следует обоих доверить попечению их отца не в силу какого-либо неблаговидного поступка со стороны мадам Ребюсто, а по причине ее беспомощности как воспитателя…

Несомненно, это смягчение в конце было сделано по настоянию дамы с шиньоном. Мэтр Гранса легонько толкнул локтем своего клиента. Клан Ребюсто походил на учеников Христа, оставшихся верными ему и после снятия с креста. Мэтр Гренд с обиженным видом собирала бумаги, запихивая их в свой портфель. Помощник прокурора на кафедре делал то же самое. Только секретарь суда все еще поскрипывал пером. Традиционная формула завершала постановление.

— УЧИТЫВАЯ УКАЗАННЫЕ МОТИВЫ, считаем себя вправе вынести следующее решение: с настоящего времени опека Розы и Ги доверяется их отцу, Луи Давермелю; оговаривается, что мадам Ребюсто вправе посещать детей или брать их к себе во второе и четвертое воскресенье каждого месяца…

Обмен! Права, которые имел прежде Луи, теперь получила Алина, и наоборот. Документ также гласил, что настоящее постановление утратит силу, если Луи Давермель не вступит в свои юридические права и не осуществит их на деле в течение месяца, начиная с сегодняшнего дня. Постановление заканчивалось витиеватой юридической казуистикой: Подлежит исполнению, согласно букве постановления, невзирая на апелляцию и даже до регистрации, ввиду срочности.

Те, кто сидел около окна, проиграли; те, кто находились рядом с часами, выиграли. Мантии повернули и поплыли через маленькую дверь, расположенную за кафедрой.

— Ах, какой стыд! Сколько же им заплатили? — шипит Алина, а мэтр Гренд, увлекая ее, приговаривает:

— Так ведь это только предварительное решение, мы будем апеллировать.

Победитель прошел совсем близко, под убийственными взглядами побежденных. Он в нерешительности замедлил шаг.

— Да ну иди же! — воскликнул Гранса, потянув за рукав. — Что бы ты сейчас ни сказал, только подольешь масла в огонь. — Пройдя еще несколько шагов, добавил: — Кстати, не забудь отправить мне чек. — Еще через тридцать шагов он стукнул себя по лбу: — Только сейчас вспомнил! Четвертое воскресенье ведь послезавтра двадцать третьего июня. Конечно, детям это малоприятно, но им крайне необходимо пойти на свидание к матери. Проследи за этим! Если дети не появятся у нее, то для судебной апелляции и решения вопроса в целом у Алины будет лишний козырь против нас.

— Значит, никогда это не кончится! — вырвалось Луи.

22 июня 1968