Анатомия посткоммунистического мафиозного государства

Так как преступлением считается только нелояльность, в случае, если члены приемной политической семьи совершают какие-либо другие противозаконные или аморальные действия, то в организованном криминальном «надполье» они пользуются безнаказанностью. При этом не имеет значения, что именно было совершено: коррупционное преступление, разоблаченная внутри семьи подделка официального документа или внутрисемейное (в обычном значении этого слова) насилие. Если общественное мнение резко повернется против разоблаченного или если его дело получит крайне негативную международную оценку, то может случиться, что он будет принесен в жертву. Однако в одном он может быть уверен: политическая семья не отпустит его руку. В крайнем случае, по аналогии с программами по защите свидетелей, ему дадут возможность начать свою жихнь сначала в другом месте, удалив его из сферы, отслеживаемой общественным мнением. Но лишь в том случае, если он лоялен. В этом сила режима: он не выдает своих «чужим». И для тех, кто знает, какими бедами грозит неподчинение и какую защищенность дает приспособление к режиму, и в то же время видит, что организованное криминальное «надполье» укрепляет и расширяет контроль над обществом, исчезает не только возможность, но и рациональный смысл сопротивления. Не случайно введенный Банфилдом термин «аморальный фамилизм», характеризующий пропитанные мафиозными обычаями отношения в среде бедного населения Южной Италии, может быть использован и для характеристики правил и моральных норм, регулирующих поведение приемной политической семьи мафиозного государства[120]. Перед изгоями семьи/нации мы не должны держать ответ и проявлять к ним солидарность. A тот, кто не выдерживает этих патронажно-клиентарных отношений, исключающих меритократическую состязательность, или не хочет примириться с ними, в крайнем случае может покинуть страну, если имеет такую возможность. Уже много сотен тысяч человек работают за границей, и многие не обязательно по материальным соображениям, а потому, что не хотят, чтобы их профессиональная или деловая карьера почти полностью зависела от лояльности к власти.

Внутри Евросоюза власть все равно не может воспользоваться хорошо опробованными средствами классических диктатур. Так не полезнее ли для нее, если беспокойные элементы не будут путаться под ногами здесь, на родине? Волнуют ли ее, что уезжают те, кто располагает способностями, востребованными и на международном рынке? Стóит ли физически закрывать страну, если без этого режим более стабилен? Именно поэтому, хотя многие думают, что однажды страна окажется на пороге социального взрыва, вряд ли это когда-либо произойдет. Ведь то, что сейчас происходит, представляет собой очень чувствительное, утилитарное равновесие между вознаграждением и насилием. Средства устрашения и запугивания применяются сбалансированно. Хотя мафиозное государство кажется эмоциональным, на самом деле это не так, оно лишь с целесообразным рационализмом использует эмоции других. Оно не уничтожает, а просто лишает – статуса независимого интеллектуала, бизнеса, родины… Пока это делается не так, как в некоторых восточных посткоммунистических вариантах мафиозного государства, где, из-за низкого по сравнению со странами Евросоюза порога насилия, политические оппоненты могут легко очутиться в тюрьме, да и покушения тоже не считают редкостью.

5.10. Поборы как экономическая политика: система особых налогов