Холдсворт промолчал.
— Я попросил бы выслать мне счет, — заторопился Фрэнк, — но здесь меня никто не знает, и это может оказаться несколько утомительно. Я был бы крайне признателен, если бы вы одолжили мне необходимую сумму.
Холдсворт вежливо кивнул. В Фрэнке уживались нуждающийся школьник и властный джентльмен. Когда он открывал рот, трудно было угадать, кто из них заговорит.
На обратном пути в Иерусалим раздражение Фрэнка испарилось, и он постепенно развеселился. Юноша крутил головой, рассматривал витрины магазинов и исподтишка поглядывал на наиболее хорошеньких встречных девиц.
— Я так скучал последние недели, — произнес он рядом с колледжем. — Я и не понимал, как сильно мне всего этого недоставало.
По дороге они никого не встретили. Охотничья одежда Фрэнка была забрызгана дорожной грязью. Без регалий сотрапезника начальства его было не так просто узнать. Но это переменилось, стоило им войти в ворота Иерусалима. Мепал заметил их и выскочил из привратницкой.
— Мистер Олдершоу, сэр, — он снял шляпу и поклонился как можно ниже. — Отдохновение для глаз, сэр, если вы позволите мне подобную дерзость.
— Я рад возвращению, — Фрэнк обвел рукой колледж, создав впечатление, что весь он принадлежит ему. — Пусть кто-нибудь отправится на Уайтбич-Милл. Скажите Малгрейву, чтобы закрыл дом и перевез наши вещи — мои и мистера Холдсворта — обратно в колледж. Я желаю видеть его, как только он явится. Кстати, где моя домработница?
— Сэл, сэр? В вашем подъезде, сэр, в комнатах мистера Аркдейла.
— Пришлите ее ко мне. И еще мне нужно побриться. Пошлите за цирюльником. Да скажите Сэл, чтобы принесла горячей воды. Кстати, мистер Ричардсон поблизости? Я должен нанести ему визит первым делом.
Глаза Мепала метнулись к Холдсворту, который не участвовал в беседе, но оставался в стороне простым наблюдателем.
— Члены совета в профессорской, сэр. На собрании колледжа.
— Вот как. Значит, доктор Карбери там?
— Увы, директор нездоров, сэр.
— Какая жалость.
Фрэнк глянул на Холдсворта, как бы в ожидании указаний.
— Я должен сходить в… — он наморщил лоб. — Боже праведный!
Олдершоу смотрел мимо Мепала и Джона. Холдсворт обернулся. Сам двор был пустым, но в арке на правой стороне церковной галереи виднелись два силуэта: худой и высокий девичий, и пониже, но такой же худой мальчишеский.
— Это случайно не мальчишка Уичкота?
— Да, сэр, — подтвердил Мепал. — Он прислуживает мистеру Уичкоту.
— Уичкоту? — Фрэнк произнес это так громко, что мальчик услышал и вскинул голову. — Хотите сказать, что он здесь, в колледже?
Огастес поднял маленький, но тяжелый черный саквояж с тисненым гербом Уичкота, запертый на два латунных замка, и, шатаясь, понес его к двери спальни.
— Не сюда, — поправила миссис Фиар. — В другую комнату, в маленький кабинет.
Огастес изменил направление. Доркас уже находилась там, раскладывая на столе письменный прибор.
У самой двери гостиной лежала груда вещей. Миссис Фиар сидела за столом. Уичкот стоял на коврике перед пустым камином, засунув большие пальцы в карманы жилета.
— Не выразить словами, как я признателен… — начал он.
— Слова ни к чему, дражайший Филипп, — она понизила голос. — Мистер Ричардсон не стал чинить препятствий?
— Ни малейших. Он не дурак. Мгновенно понял ситуацию.
— И все же я удивлена, что его не понадобилось уговаривать.
— Полагаю, тому есть две причины, мадам. Во-первых, он уже опаздывал на собрание в профессорской. А во-вторых, и это более важно, положение дел в Иерусалиме сейчас особенно деликатное.
Он поморщился, когда Огастес задел краем саквояжа угол стола.
— Причина собрания?
— Официальная, по крайней мере, — какой-то скандал с одним из сайзаров. Его поймали за руку на воровстве, после чего он сбежал. Но настоящая новость — директор. Похоже, он тяжело болен.
Миссис Фиар отвела взгляд от окна.
— Умирает?
— По-видимому, Ричардсон полагает это возможным. И, несомненно, желательным. Если директор умрет, назначат выборы. Меньше всего Ричардсону нужно участвовать в очередном скандале. Слово или два в нужные уши, и его шансы упадут до нуля. Стать главой колледжа, директором Иерусалима — вершина его чаяний.
В кабинете раздался грохот и резкий вздох. Когда Огастес и Доркас вышли из комнаты, миссис Фиар поманила их к себе.
— Верный слуга угоден Господу, — объявила миссис Фиар. — Верный слуга никогда не судачит о делах своего хозяина. Он неустанно ищет, чем еще послужить. С другой стороны, вероломный слуга неизбежно пожалеет о своем предательстве. Он будет проливать горькие слезы. А потом, после мучительной смерти, отправится в ад.
Дети смотрели на ковер. Кончики ушей Огастеса покраснели. Доркас впилась ногтями в свои бледные веснушчатые руки, которые уже были покрыты царапинами.
— А теперь займитесь делом, — снисходительно обронила миссис Фиар. — Лень — мать всех пороков.