— Откуда нам было знать, что случится? Что сделано, то сделано. По крайней мере, мы вернули Табиту Скиннер сюда, и коронер не стал чинить препятствий в связи с обеими смертями.
— Это была худшая ночь моей жизни. Сначала она, — Уичкот уставился на вышивку. — Затем Сильвия.
— На этот раз обойдется без неприятностей. По крайней мере, с девушкой.
— Что бы я без вас делал, мадам? — кисло спросил он.
— Ни к чему тратить на меня любезные слова, дорогой.
Филипп расхохотался, и она улыбнулась ему. Затем, вновь посерьезнев, он спросил:
— Как по-вашему, я не слишком тороплюсь с новым ужином, новой встречей? Если вкратце, мне нужны наличные, а это единственный оставшийся у меня источник, не считая карт.
— Это частная вечеринка, Филипп, а не светский прием. К тому же, какое дело вашему клубу до приличий? Ваши мальчики станут восхищаться еще больше. Вы подтвердите репутацию сорвиголовы, человека, которого не волнуют мелкие условности.
— Я вынужден повергнуть к вашим стопам еще одну неприятность, мадам.
— Вы имеете в виду тот пустячный случай с привидением?
Уичкот кивнул.
— И… хуже того, намного хуже… Фрэнка Олдершоу. Я словно хожу под грозовой тучей и в любой момент ожидаю кары небес.
Она пригубила чай.
— Рассудок к нему вернулся? У него случаются периоды просветления?
— По-видимому, нет. Мне бы непременно сообщили. Но дело тронулось с места — ее светлость послала своего шпиона. Он прибыл в Иерусалим сегодня.
— А! Ее светлость… Полагаю, корень неприятности именно в ней.
— Нет, мадам, — рявкнул Уичкот. — Корень неприятности в Сильвии. Как она посмела так со мной поступить? Как она посмела, мадам?
— А я предупреждала, что жениться на дочери деревенского поверенного без гроша за душой — не лучшая идея.
Уичкот встал и принялся беспокойно расхаживать по комнате.
— Она словно преследует меня, даже сейчас находит способы изводить. Знаете, сегодня мне показалось, что я ее видел. Она сидела в кондитерской на Петти-Кери. Конечно, это был кто-то другой…
— Что за ребяческие речи, Филипп! Не хотите присесть?
Он сверкнул глазами, но через мгновение вернулся на место.
— Вот, так-то лучше, — миссис Фиар улыбнулась ему. — Хорошо, если вам от этого легче, я согласна, Сильвия сама виновата.
— Я не совсем это имел в виду, я…
— Сильвия мертва, дорогой. Это главное. Теперь вы должны начать жизнь с чистого листа. Вы еще молоды. И как только разберетесь с пустячным делом мистера Фрэнка, должны забыть, что Сильвия вообще существовала.
9
Воздух в профессорской был густым от табачного дыма и испарений пунша. Голова Холдсворта болела, а глазницы словно посыпали мелким песком. Он попросил разрешения удалиться. Ричардсон немедленно вскочил с места и предложил проводить его.
— Спасибо, но я вряд ли заблужусь.
— Уверен, что не заблудитесь, но, может, сделаем круг или два по саду, прежде чем вы ляжете спать? На мой взгляд, капелька свежего воздуха и укрепляющая ходьба прочищают голову и способствуют сну.
Холдсворт принял приглашение. Ричардсон вывел его во двор, окруженный строениями с облицовкой из бледно мерцающего тесаного камня. По правую руку располагались высокие эркеры профессорской и зала. Ричардсон кивнул на ближайшее окно. Оно было не занавешено, и мужчины, которых они только что покинули, сидели за двумя столами, окутанные дымкой братства.
— Весьма общительные ребята, в общем и целом, — заметил Ричардсон. — Их невозможно осуждать за продолжительные возлияния. Но некоторые из них завтра утром проснутся с головной болью.
Он взял Джона под руку, и они пошли по сводчатой галерее перед часовней. В здании на другой стороне двора, напротив зала и профессорской, горели огни. Из окна на втором этаже донесся залп смеха и приглушенный стук, как будто множество кулаков колотило по столу.
— Мистер Аркдейл продолжает наслаждаться радостями общества, — вздохнул Ричардсон.
Кто-то запел, сперва неуверенно, но затем все точнее и громче. Присоединились и другие голоса. Звуки были не слишком мелодичными, но, несомненно, энергичными. Стук продолжался, отбивая ритм песни. Холдсворт и Ричардсон притаились в тени галереи. Стихи были короткими, и многие певцы, по-видимому, не знали слов песни. Однако все они подхватили припев с превеликим усердием:
— Некоторые из наших молодых людей относятся к директору с меньшим уважением, чем он того заслуживает, — прошептал Ричардсон. — Эта вульгарная песенка приобрела среди них прискорбную популярность. Весьма жестоко… у доктора Карбери слабый желудок, и однажды он был вынужден извергнуть его содержимое публично.
Чуть дальше по ряду домов отворилась дверь, и фонарь, висящий под аркой, на мгновение осветил мужчину в мантии. Взглянув в сторону поющих, он быстро направился к ширмам на западной стороне зала.
— Мистер Соресби? — окликнул Ричардсон. — Уделите нам минутку внимания.