Анатомия призраков

Вечером в понедельник, пятого июня, Малгрейв подошел к Холдсворту и пробормотал, что запасы еды подходят к концу. Хлеб, пиво, молоко, яйца и некоторые овощи можно купить на ферме, но все остальное придется искать дальше.

— Отправляйтесь в Кембридж сразу после завтрака, — сказал ему Холдсворт. — Я хочу, чтобы вы передали письмо доктору Карбери, и заодно сможете купить все, что нужно.

— Это дальняя дорога, сэр. И не забывайте, что обратно мне придется идти с грузом. Мистер Фрэнк сказал, что хочет вина. И еще нам нужен уголь для кухонного очага.

— Загляните утром на ферму и попробуйте что-нибудь придумать, — ответил Холдсворт. — Если необходимо, носильщик принесет тяжелые покупки и оставит их у мистера Смедли. Но в любом случае вы должны немедленно вернуться обратно и держать рот на замке, поняли? Вы не должны говорить, где живете или с кем. Открыто говорить вы можете только с доктором и миссис Карбери.

— Да, сэр.

Холдсворта терзало мрачное предчувствие. Не то чтобы он не доверял Малгрейву, хотя и обратное было неверно. Скорее, он опасался, что, оставив мельницу, пусть даже на несколько часов, Малгрейв разрушит иллюзию, будто они отгорожены от внешнего мира и его дурных влияний.

Джон плохо спал той ночью. Матрас комковатый. Кровать в стенной нише напоминала гроб. Было слишком жарко, а когда он откинул одеяла, стало слишком холодно. И все это время Холдсворт то нырял в сон, то выныривал из него. Во сне чувствовалась логика, которую он не мог постичь, хотя темы казались совершенно несвязанными. Однажды он очнулся рывком, полагая, будто вернулся на Банксайд, где Джорджи проснулся среди ночи и кричит, что утонувший матрос лихтера с Козьей пристани явился, чтобы утащить его на дно мерзкой реки.

Казалось, пробудившись, Джон стоял у пристани, вглядываясь в воду. Но увидел не лицо Джорджи: то была Мария. Он вполне отчетливо разглядел синяк на ее виске. Цвета тернослива. Размером с пенни.

Но Мария ли это? Или Сильвия Уичкот?

— Проснитесь! Проснитесь!

Холдсворт внезапно и мучительно очнулся. Он хватал ртом воздух, как будто сам только что тонул. Резко сел в кровати. Комнату заполнял серый полумрак, предвестник рассвета.

Фрэнк энергично тряс его за левое плечо.

— Ради Христа, приятель, что за беда? — требовательно спросил он, словно молодой джентльмен в превосходном здравии, бранящий нерадивого слугу. Он отступил и смерил Холдсворта взглядом. — Вы подняли весь дом своим невыносимым шумом.

Холдсворт моргнул и протер глаза. Малгрейв стоял наверху узкой лестницы, располагавшейся параллельно комнате. На них с Фрэнком были ночные рубашки, в которых они спали, и больше ничего.

— Что за чертовщина? — спросил Фрэнк. — Почему вы кричали?

— Прошу прощения… сон… ерунда.

Старый сон. И он никак не мог его изгнать, и никогда не сможет.

Вечером в понедельник Элинор услышала знакомые тяжелые шаги на лестнице. Доктор Карбери вошел в гостиную, пожелал супруге доброго вечера и сел. Он достал носовой платок и промокнул лоб.

— Вы рано, сэр. Позвонить в колокольчик, чтобы принесли чайные принадлежности?

Муж покачал головой. В зале только что закончился ужин, и обычно доктор Карбери засиживался за столом с вином в профессорской еще, по меньшей мере, час. Он похлопал себя по карманам в поисках табакерки и внезапно сообщил, как будто они уже обсуждали этот вопрос:

— Знаете, если Мискин уйдет, я решил приберечь Розингтонское членство для Соресби.

Он нашел табакерку, постучал по крышке, открыл ее и достал понюшку табаку. Элинор ждала; у нее свело живот, поскольку она знала, что последует, но не знала, когда. Наконец муж оглушительно чихнул, забрызгав табачными крошками свои колени. Прочистив нос, он умолк, безрезультатно обмахиваясь ладонью и неспокойно ерзая в кресле.

— Я думала, мистер Соресби еще не получил степень, — сказала она.

— Получит в январе. К тому же он весьма даровит: почти наверняка будет высоко стоять в списке, а условия пожертвования позволяют мне придерживать членство для него, сколько пожелаю. Я все тщательно обдумал.

— Уверена, что ваше решение порадует мистера Ричардсона. Разве мистер Соресби не один из его учеников?

— Мне плевать, порадую я Ричардсона или нет, — отрывисто и зло заговорил Карбери. — Это вопрос служения интересам колледжа и вознаграждения личных добродетелей. Ничего более, мадам.

Элинор промолчала. Муж внезапно разозлился. Она знала, что такая экстраординарная перемена не могла быть случайна. Соресби принадлежал к лагерю Ричардсона, и при обычном ходе вещей Карбери не мог ожидать благодарности за свое покровительство. Если, конечно, Соресби не сменил хозяина.

Карбери взял еще понюшку табаку, просыпав половину на жилет. Потом вдохнул, и оба принялись ждать в гробовой тишине; доктор — с закрытыми глазами. Элинор смотрела на мужа и думала, как он уродлив. Тут же она сурово сказала себе, что должна быть благодарна ему практически за все, что делает жизнь сносной, включая крышу над головой.

— Миссис Карбери, я должен сказать вам кое-что еще.