Анатомия сердца

Какая, хохоча, твоим сегодня властвует огнём?

Ночь ко всему причастна,

К ней одной мы носим всю свою беду.

И сердце покоряется огню,

И пламя ровное покоится в глазах.

Я в снах твоих.

Сегодня – только в снах.

* * *

Пожалей себя хоть сейчас —

Твои метания в палатах больничных

Напоминают углекислый газ,

Что наполняет так цинично густую кровь.

И места больше нет

Для чистого листа,

Для нового пути.

А ты попробуй и себя прости —

Попробуй выдохнуть весь яд

И продышаться.

За то, что всё в тебе не по любви

(Пожалуй, самое большое наказание),

Хотя бы вот сейчас себя прости.

Казнить нельзя —

Помиловать и сдаться.

И, может быть,

Твоих коснётся глаз

Тот первый свет, что светом сделал нас.

* * *

Темнеет небо —

Так перед грозой

Прольётся летний дождь,

Одной слезой опустошая грудь.

Что стало тяжело нести – забудь.

Смотри,

Как ясен воздух после первого дождя,

Как виден путь.

Скорей освобождай слова из немоты,

Из слепоты – глаза,

Светло-светло за тучей грозовой.

Ещё чуть-чуть, и вот твоя рука

На лоб ложится мне.

И всё —

Метаний больше нет.

Я лёгкий пух,

И я лечу на свет.

* * *

Октябрь, ноябрь, декабрь —

Пора бы сдаться.

Горят леса,

Оранжевое братство

Идёт войной

На каждый город наш.

Где солнечный раскинут был шалаш,

Теперь обнимет только непогода —

Немного музыки,

И нас совсем немного,

И вот почти дописан мой рассказ.

Я не ропщу —

В осенней тишине

Убогой кажется моя любовь к тебе.

* * *

В небе что-то перепелиное —

То ли свет упал,

То ли тень.

Промелькнуло, шепнуло, вскрикнуло —

То ли ночь ещё,

То ли день,

То ли сердце моё разбилось…

Так неслышно пришёл апрель —

Ничего больше не случилось,

Только что-то непостижимое,

Голубиная – синева.

То ли слишком любовь дождливая,

То ли просто она – прошла.

* * *

А ты пиши о главном —

О всяком не пиши.

Не обижай красивые листы,

Не раздражай тетради.

Мы ничего друг другу не должны,

Но всё-таки…

Ты всё равно —

Предатель.

* * *

Струны, руны,

Мои руины —

От любви остались одни картины.

А на них – палачи-трубачи да трибуны,

Лунная девочка, трасса, фуры…

Стены, стены —

Постельные сцены.

Ты меня бросил —

В прошлом апреле.

* * *

Дура. Какая дура —

Люди,

Пометьте меня крестиком,

Чтобы видно было издалека:

Не женщина – бестия.

Чтобы повадно не было

Жаться со мной

По тёмным углам да лестницам.

У меня эпиграфом на красивом лбу —

Грешница.

Милый мой,

Я хочу умереть в Венеции —

Утопите меня в вине

Или сожгите заживо.

И что-то красивое о любви потом

Напишите,

Пожалуйста.

* * *

Вы слышали, как плачут поезда,

Оплакивая тех, кто навсегда

Останется стоять с перроном?

Так в памяти твоей любовь вагоном

Промчится, не оставив и следа…

И лица пассажиров, и дома

Сольются в стук бессмысленных сезонов,

Нечаянных разлук и долгих лет…

С кем ты тоскуешь,

Мой любимый человек?

* * *

От края до края —

Прозрачной волной

Всё то, что болело, —

Уходит с водой.

Ни много ни мало,

Ни дать, ни забрать —

Бежит, спотыкаясь,

Осенняя рать.

На выцветшем поле

Засохшей листвой —

Грачи прилетели

Обратно домой.

Так пахнут каштаны,

Так губы горьки —

Осталось, осталось

Чуть-чуть до весны…

* * *

Алмазный свет и солнечный покой —

Так дымкой розовой и голубой

Мы отражаемся в Его картине.

Как крылья чаек, поднимающих навес, —

Мы тоже были жители небес

И тоже рисовать любили.

Теперь я глина у прибрежных скал —

Пусть будет всё, как Ты нарисовал.

* * *

Господи,

Без Твоей любви я немощен,

Как труха.

Надо мной Твоя стая птиц – белые облака.

Подо мной Твоя ось земли —

Тёплый каменный сплав.

Я один среди красоты —

Не прав.

* * *

А в Санторини сейчас

Накрахмаленный город

Белым камнем встречает своих прихожан.

Только я никому не рад —

И никто мне не храм, не дом, не пристань,

Не тихий вечер.

Солнце целует плечи,

Божественный образ —

Огненный шар.

Я бы себя собрал по осколкам заново,

Если бы можно было.

Давай —

Притворяйся теперь,

Что ты его не любила.

Я бы себя собрал самой ценной —

На этот раз.

Только густая сеть

Возле красивых глаз.

* * *

И вопреки тому, о чём кричали вOроны,

За то, что были так обречены,

Мы – чернокнижники,

Любили, словно голуби, —

За то, что были песни сочтены.

За музыкой, за голосом, за вечностью,

Кипящая, кричащая свеча —

Нас обжигала с бесконечной нежностью

За то, что неожиданно – жива.

За то, что не прошу,

За то, что солоно,

За то, что так непрочно и моё,

Мы, чернокнижники, —

Теряли к чёрту головы

За то, что было нам не суждено.

И вопреки всему, что пели вОроны,

И чёрным рисовали по дождю,

За то, что хрупкое, такое хрупкое —

Ты обещал не задувать свечу.

* * *

Было так, наверное, решено,

Установлено,

Прописано кем-то там наверху:

Предавать меня —

Твоё главное предназначение.

Даже если я не хочу,

Я пишу о тебе.

Преступление – прославлять болезнь.

Ты убил меня,

А я почему-то есть.

И стихи мои нам выносят

Свой приговор —

Им не нужен ни доктор, ни прокурор.

Они наполняют комнату запахами,

Сны похожи на явь.

В них любовь —

Как хмельная сладость, прогорклость,

Голодная, жадная пасть.

Масть проигрышная,

Конечно.

Я сама отдала ферзя —

Я любила тебя до абсурда,

Ведь меня полюбить нельзя.

И стихи мои ухмыляются,

Иногда напиваются в хлам,

Егозят.

Успокойтесь, ложитесь спать —

Я вас больше ему не отдам.

* * *

Он сказал тогда:

«Милая, будешь всегда моей».

Опустилась в живот её

Тысяча смелых чертей.

По плечам заструилась

Тягучая сладкая смесь.