Анатомия скандала

– Отец всегда говорит: сперва оценивай надежность инвестиции, а уж потом решай, сколько инвестировать.

– Ого. А кто твой отец?

– Специалист по инвестициям. А твой?

У Холли упало сердце. Сейчас нескромность выйдет ей боком.

– Преподаватель.

– Какой предмет?

– Автомобили. Он… э… инструктор по вождению.

Надо было сразу признаться, а не вилять.

– Как мило! И полезно.

– Наверное. Я-то не вожу.

– Он что, тебя не научил? Или все время руль выхватывал?

– Да нет, просто мы редко видимся. У меня родители в разводе.

Обычно замкнутой, Холли странно было облегчать душу, вывалив сразу столько информации, но в университете это было в порядке вещей. Дружеские союзы заключались и крепли с лихорадочной скоростью, будто короткие, восемь-девять недель, семестры подразумевали отказ от привычного постепенного развития отношений в пользу ускоренного темпа.

– Господи, хоть бы мои уже наконец… – Софи прикрыла рот рукой, будто это вырвалось у нее нечаянно. – Ой! Забудь, это я так.

– Правда? – заинтересовалась Холли. Неужели жизнь Софи не так идеальна, как кажется?

– О, ну понимаешь, все эти связи на стороне… Мужчины, что с них взять… – Софи сгребла книги в сумку, взяла со стола папку и прижала ее к груди.

Возможность поделиться секретами была упущена – дверь захлопнулась. Улыбка Софи стала застывшей, в ней не осталось и следа веселья. Холли, собирая свои тетради, догадалась перехватить инициативу.

– Ох уж эти мужчины! – подхватила она, будто отлично знала мужской пол, а не была девственницей восемнадцати лет. Взъерошив волосы, натянула подол мешковатого свитера на джинсы – давно усвоенный способ не выделяться из общей массы или хотя бы сделать себя сексуально невидимой – и вслед за Софи вышла из кафе на мягкое осеннее солнце.

Первый семестр в Оксфорде стал настоящим откровением – благодаря знакомству не только с произведениями неизвестного автора «Жемчужины», Мэлори, стихами Кристины Россетти и Элизабет Барретт Браунинг, но и с жизнью, вдруг раскрывшейся совсем с другой стороны. Все восемнадцать лет Холли знала лишь один неизменный вариант еды, которой питалась, манеры разговаривать, менталитета окружающих, и вдруг все это словно разобрали и перемонтировали, и жизнь стала ярче и интереснее, более насыщенной и как никогда сложной.

Позже Холли будет вспоминать тот осенний семестр как бесконечное пиршество чувств, ежедневные бомбардировки новыми зрелищами, запахами и звуками, которые порой отнимали все силы, становясь почти испытаниями, и разительно отличались от всего, что она знала.

Новизна была во всем: можно было гулять по кампусу Крайст-Черч-Медоуз и в густом ноябрьском тумане увидеть огромную корову, глядевшую задумчиво и печально (студенты Медоуз имели право держать лонгхорнов и пользовались своим правом с пятнадцатого века). Пробегая по мощенной булыжником Мертон-стрит, Холли забывала, за чем шла, при виде привратника в шляпе-котелке или двоих студентов, отчего-то во фраках, на заплетающихся ногах бредущих к колледжу, обнявшись, как самые страстные любовники, но с пустыми бутылками в руках. Можно было нырнуть в лабиринт крытого рынка и разом остановиться от невыносимо густого запаха сырого мяса или при виде оленя, подвешенного за ноги, совсем целого оленя, только с отверстием от меткого выстрела в голове, а спустя пару часов увидеть таких же оленей в парке в центре Оксфорда, пугливо уносившихся прочь, косясь на людей большими влажными глазами.

Еда в тот осенний семестр тоже была особенной: картошка в мундире в полистироловых контейнерах, из которых сочилось масло, или печеные бобы и купленный с лотка на Хай-стрит кебаб, если Холли не успевала в столовую, – все это она быстро привыкла называть обедом. Огромные порции лазаньи с чесночным хлебом, которые они с Эли уписывали наравне со здоровенными гребцами и регбистами, когда осень вступила в свои права и ночи стали холодными. Дымящиеся кружки чая и сандвичи в студенческом кафе или чайной на Квинс-лейн с высокими табуретами и запотевшими окнами. Оленина и портвейн, которые Холли впервые в жизни попробовала на праздничном обеде, оказались настолько вкусными, что она попыталась украсть вино прямо в хрустальном декантере, но была остановлена служащим колледжа, который очень мягко отобрал у нее графин.

Пришлось осваивать и новый язык: занятия с тьютором – тьюты, отчеты о суммах, израсходованных на содержание студента за семестр, – бэтлы, экзамены первого курса – модсы, черные с белым одеяния для торжественных случаев – робы, экзамены в начале каждого семестра – коллекшн, первокурсники, получившие высший балл по всем экзаменам, – ботаны, а те, кому это удавалось и в последующие годы, – мегаботаны. Требовалось разобраться в новой академической терминологии: теория марксизма, теория феминизма, а также составить целый список критиков, которых она будет читать, и лекторов, которых будет слушать.