Анатомия совращения (СИ)

В конце сентября получила повестку в районную прокуратуру. Поехала в район на перекладных.

Следователь - здоровенный хряк - залоснился глазками, примериваясь к моим выпуклостям, сообщил, что им принято заявление от гражданки Н-ой, которая обвиняет меня в совращении ее четырнадцатилетнего сына, и 'светит' мне до четырех лет тюрьмы.

Но он может войти в положение, если я буду более сговорчива, поможет сократить срок, сделать 'условным', а то и вовсе не дать ход заявлению.

Сделала вид, что не поняла намеков, тогда я еще не верила, что дело дойдет до суда...

***

Суд над растлительницей решили провести выездным - показательным. В ту пору это было нередким явлением. Разместились в самом большом помещении села - актовом зале школы, где учительствовала моя мать.

Она устроилась на последней скамье у стенки, ссутулившись, прикрывшись платком. Вокруг - ее ученики, как смотреть им в глаза?..

Я сидела на скамье на виду у всех, не поднимая глаз.

Зал был переполнен, мест на всех не хватило, приехали и из соседних деревень. Все ждали увлекательного зрелища - нехорошие лица, скабрезные ухмылки, ни намека на сочувствие, поддержку...

Первыми вызвали родителей пострадавшего.

Анна подробно описала совращение ее младшенького. Что мальчик не хотел, а растлительница его подпоила и соблазнила пьяного. Что многократно 'пользовала' по всякому, а также выманивала деньги и драгоценности, заставляя тащить все это из дому. Что преступница также совратила и ее старшего сына. В результате сделала мальчиков ущербными...

Ее показания подтвердил и отец пострадавшего. Впрочем, кроме 'угу' и согласного кивания головой не смог более изобразить ничего, слава богу, хоть стоять еще мог, громко отрыгивая, грозно выпучив зенки...

Затем вызвали самого "пострадавшего".

Горько и смешно было смотреть на рослого юношу, вытирающего слезы, судя по внешности самого способного кого угодно совратить.

Он не поднимая головы, односложно отвечал на вопросы обвинения и защиты, путался в ответах, но опровергнуть показания матери не решился.

Широко раскрыв глаза, я с изумлением взирала на любимого, будто видела впервые:

- Что за напраслину ты несешь, Алеша, взгляни мне в глаза!..

На уточняющие вопросы ко мне судьи, обвинения и защиты отвечать не стала, лишь причитала:

- Как же так, что вы с ним сотворили?..

Старший брат пострадавшего подтвердил ранее сказанное, дополнив небылицами, что совратительница однажды напоила его с двумя одноклассниками, соблазняла по очереди и гуртом, называть их имена не стал...

Вызывали и других свидетелей. Они подтвердили, что неоднократно видели выходивших от меня мужиков, Алешу, его брата...

Побеспокоили и муженька.

Тот оказался настолько пьяным, что не смог ответить ни на один вопрос, мыча, ничего не соображая, отпустили с богом.

Отправился неровной походкой на свое место, бубня, как попугай:

- Б..., курва, проститутка. Убью!..

Однажды зал все же развеселился.

Это произошло, когда с места взял слово конюх, давно оставшийся без работы по причине отсутствия в селе лошадей, тот даже ровно стоять был не в состоянии, не то, что подойти к трибуне. Икая, он сообщил, что сам не раз и не без успеха наведывался ко мне.

Тут уж я не выдержала:

- Да, он бывал у меня! - Зал удовлетворенно загудел.

- Поднимите рубаху на нем! - попросила, что было тотчас исполнено его веселой соседкой.

Зал рухнул от смеха - все увидели следы от плети, перемежавшиеся с грязными полосами на давно не видавшей мыла спине...

***

Выступление защитника поразило всех: и судью, и обвинителя, и зал, и... меня.

Это был немолодой невысокий мужчина с уставшим лицом. Негромко начал:

- Взгляните на этого рослого парубка! На вид ему все восемнадцать. Могла ли его полюбить женщина? Могла! Красивый юноша, вполне созревший для любви. Моя подопечная виновата лишь в том, что полюбила...

Поворотился ко мне:

- Обвиняемая признала свою вину, но виновата лишь по букве закона, не по справедливости, и очень надеюсь, что суд оправдает ее.

С ней все ясно. Как быть с 'пострадавшим'?..

Умолк, пауза затягивалась.

- Она его совратила, пусть так, не знаю - чего здесь больше для него, вреда ли пользы? Но то, что сделали мы, куда более непоправимо!

Помолчал. Заговорил, вдруг неожиданно повысив голос:

- Нет, не она растлила его - мы! Не сможет юноша, предавший свою женщину, свою любовь, стать полноценным мужчиной.

- Что он несет? - Мать Алеши в гневе вскочила с места. Зал возбужденно загудел.

Голос защитника уже с трудом пробивался сквозь шум:

- Обвиняемая из него сделала мужчину, когда-то это случается со всеми юношами. Вернее сказать, попыталась - не получилось, не удалось. Вмешались мы, в результате перед нами - недомужчина, недочеловек!

Шум в зале усилился.

Судья застучала молотком, возвращая тишину в зал, обратилась к защите:

- Вы не забыли, что вы защитник, а не обвинитель?

Тот уже не слышал ее замечаний:

- Есть ли нам оправдание?..

- Прошу защиту говорить по сути дела!

Защитник продолжил, в голосе его проступили нотки обреченности и горечи:

- Вы думаете - мы творим праведный суд над растлительницей. Нет, мы исполняем реквием по душе этого юноши...