Анатомия страха (СИ)

— Ага, из бокала для коктейля, — усмехнулась Илона. — К тому же эта бутылочка еще утром была целая. Если бы это не было важно, я осталась бы дома. Позвоню Алле, может, согласится вернуться.

Няня жила недалеко и пришла уже через полчаса. Она любила девочку, да и деньги, которые Илона щедро платила за работу сверх положенных десяти часов в день, были для нее нелишними. За эти полчаса Олег успел выпить еще. Когда Илона снова вошла в гостиную, он помахал ей по-брежневски — раскрытой ладонью из стороны в сторону.

— Алла пришла и останется на ночь. Можешь надираться дальше. Надеюсь, ты не будешь к ней приставать.

— Аллочка — прелесть, но не в моем вкусе.

— Ну тогда я пошла.

— Иди, иди, блядуй, сучка! — Олег сказал это тихо, себе под нос, но Илона услышала.

Она ослепительно улыбнулась и медленно подошла к нему, ступая, как большая дикая кошка. Пощечина была настолько сильной, что левая сторона лица моментально онемела. Задохнувшись от боли и неожиданности, Олег смотрел на Илону, которая, прищурив глаза, мягко растягивала слова:

— Если ты еще раз посмеешь повысить на меня голос или сказать что-нибудь подобное, я сразу же подам на развод. И ты останешься нищим бухгалтером в двухкомнатной квартирке. И Вику никогда больше не увидишь, потому что я добьюсь, чтобы тебя через суд признали недееспособным. Ты ведь был у психиатра, так? Это ты перед кем угодно можешь изображать Наполеона, Коммутатор хренов. А я прекрасно знаю, какой ты на самом деле: маленький трусливый недоносок! И поэтому я тебя нисколечко не боюсь!

Олегу казалось, что он смотрит фильм ужасов: под тонкой оболочкой лица Илоны прятались другие лица, они выплывали на поверхность, как большие жирные пузыри, лопались и поднимались снова. Вот Светлана: «Что скажут в твоем драгоценном институте?». Людмила-Кошмарик: «Да у тебя духу не хватит убить меня самому». Маленькая Наташа Гончарова: «А если обо всем узнает твоя жена?». Лица становились все больше, они уродливо искажались, как в кривом зеркале, надвигались и наконец поглотили его…

Когда Олег очнулся, жены в комнате уже не было. Хлопнула входная дверь, каблуки звонко процокали по кафельной плитке, загудел лифт. Потирая горящую щеку, Олег налил в бокал еще водки, снял трубку и набрал номер Ольги.

— Оленька, здравствуй, Свирин беспокоит… Оленька, ты в курсе, что случилось с Геной? Мне звонила Ира, она в истерике, наговорила черт знает чего…

— Она мне тоже звонила, — сухо перебила Ольга. — Извини, я не могу сейчас разговаривать.

— Да может мне, в конце концов, объяснить кто-нибудь, что происходит?! — заорал он. — Что за бабы, черт вас дери!

— Не кричи на меня, пожалуйста.

— Оля! — обморочная пелена подступила снова. — Я клянусь тебе, я ничего не понимаю. Поговори со мной. Мне плохо, Оля!

Последние остатки уверенности слетели с него, как взятый на прокат карнавальный костюм. Остался только страх. Животный нерассуждающий ужас. Каждый раз, когда ледяная волна накрывала его с головой, казалось, что так страшно ему еще никогда не было — и уже никогда не будет. Но страх рос, бродил, вспучивался, как содержимое сортира, куда изобретательный вояка бросил в жару пачку дрожжей.

— Значит, тебе плохо… — помолчав, сказала Ольга. — Интересно, а как плохо было Гене?

— Оля, что с ним… сделали?

— Посадили в подвал на его же даче, приковали к батарее, пустили газ от выхлопной трубы. Он отпилил себе руку тупой пилкой. Но дверь оказалась запертой. Вот и все, — бесцветным голосом сказала она.

— Отпилил руку?! Но ведь он же…

— Да, я знаю. Не выносил вида своей крови. Тем страшнее ему было. У тебя все?

— Оля, — Олег сжимал трубку так, что пальцы побелели от напряжения. — Ирина сказала тебе, что это я заказал Генку. Но это неправда! Я знаю, кто это сделал!

— Да? И кто же? — в голосе Ольги ирония мешалась с недоверием.

— Сиверцев!

— Кто?

— Димка Сиверцев. Не говори, что не знаешь такого. Он был на похоронах Сергея, разговаривал с тобой. Это он убил их обоих. Или заказал.

— Я знаю Сиверцева. Ты окончательно спятил, Олег. Я не желаю обсуждать этот бред. Всего хорошего.

— Подожди, Оля, ты же ничего не знаешь. Ничего! Ни о Сергее, ни о Генке, ни обо мне. И о Сиверцеве тоже ничего не знаешь. Если бы…

— Я не хочу ничего знать, — обрезала Ольга. — До свидания.

— Подожди! Скажи хотя бы, когда похороны.

— Ирина не хочет, чтобы ты приходил.

— Да мне плевать, что она хочет, — взорвался Олег. — Говори, когда!

— Ну, как знаешь, — вздохнула Ольга. — Смотри, чтобы она не выцарапала тебе глаза. В пятницу в двенадцать, на Смоленском.

Положив трубку, Олег залпом выпил. Водки в бутылке оставалось на треть. Он еще никогда в жизни не пил вот так — стаканами, без закуски.