Анатомия страха

Все культуры единодушно воспевали отвагу. Безусловно, прав был английский поэт и драматург Оливер Голдсмит, когда говорил, что нет на свете ничего более прекрасного и волнующего, чем „чистый сердцем человек, ведущий бой с напастью“. Гамлет, первый нестареющий герой мировой литературы, преодолевает мучительные опасения и начинает действовать. Актер Гари Купер в фильме „Ровно в полдень“ создал проникновенный образ одинокого храбреца, одолевшего сильнейший страх. „Что хорошо?“ — вопрошал Ницше. И отвечал: „Быть смелым хорошо“, выражая тем самым всеобщее мнение. Однако в вопросах подобной важности нужна точность, и потому греки, прародители нашей культуры, ревнители достоверности, изобретатели науки, постарались и мужеству дать определение. Обращаясь к ним, я не просто делаю экскурс в историю, я выстраиваю генеалогию наших душ, твоей души, читатель, этого плода кропотливого труда, длившегося из поколения в поколение. Человеческие страсти суть порождение природы, хоть и утратили давно природную естественность. Чтобы лучше постичь наши чувства, наше отношение к реальности, которое заставляет нас видеть очевидное во мнимом, следует перевести часы назад, заново проследив все движения души, все сложные и запутанные стези человеческого сердца. Подобно тому как глубокие мозговые структуры хранят страхи наших предков, структуры исторической памяти сохраняют смятение и надежды далекого прошлого. Этот мир достался нам по наследству, и у каждой вещи в нем есть своя сложная генеалогия, свой необозримый путь развития, след, ведущий в глубину времен, запутанная семейная сага. Неписаная история мужества, которой мне предстоит лишь коснуться, — блестящий тому пример.

Сначала моральные ценности считались привилегией людей благородных, а мужество было знаком высокого социального статуса. Отвагой славен рыцарь. Покорность — удел простых сословий. Храбрец возвышается над толпой, он aristós, лучший, он сам налагает на себя обязательства, требует от себя, дерзает. Трус — это чернь. „Тех, кто низок душой, обличает трусость“, — категорично заявлял Вергилий („Энеида“, IV, 10)[53]. „Раб тот, кто боится умирать“, — вторил ему Гегель с высот университетской кафедры. Дабы усилить привлекательность мужества, был создан целый мир художественных образов, где славе храбрецов противопоставлялся жалкий жребий трусов. Рыцарские романы, надолго завладевшие умами европейских читателей, творили свою мифологию отваги. Санчо Панса боязлив, Дон Кихот смел:

Страх, овладевший тобою, Санчо, ослепляет и оглушает тебя. В том-то и заключается действие страха, что он приводит в смятение наши чувства. И если ты так напуган, то отъезжай в сторону и оставь меня одного, я и один сумею сделать так, чтобы победа осталась за теми, кому я окажу помощь[54].

Оставь меня одного перед лицом опасности — вот слова истинного кабальеро. „Неистовый Роланд“, этот бестселлер XVI века, повествует о „паладине, коему неведом страх“, и даже мистически настроенная Тереса де Хесус[55] в юности мечтала о рыцарских деяниях.

Пока речь идет лишь об отваге на поле брани. Доблесть — основное качество воина, и гимны бесстрашным должны были укрепить его дух перед схваткой. Даже отнюдь не воинственный Аристотель писал: „…мужественным в собственном смысле слова оказывается тот, кто безбоязненно встречает прекрасную смерть…“ („Никомахова этика“, 1115б)[56] Нет более славной участи, чем отдать жизнь за отчизну. В Средние века рыцарей почитали как заступников, героев, защитников слабых.

Историк и культуролог Жан Делюмо пишет, что народ отвоевал право на мужество в ходе Великой Французской революции. К чему теперь покровительство аристократов! Гражданин сам способен постоять за себя. Упорное нежелание американцев отказаться от права на ношение оружия объясняется именно этим: мол, не надо таскать из огня мои каштаны. Смелость становится демократичнее. Но и демократию тоже можно понимать по-разному. На французский манер: „никто не знатен“. И на английский: „все мы белая кость“. Какие разные точки зрения. Американские демократы считали, что личное мужество есть гражданская добродетель, необходимая для построения республики. Французы же каждого гражданина воспринимали как потенциального бойца и первыми ввели воинскую повинность. В США сформировался индивидуализм, с недоверием относившийся к политической власти. Франция дала миру Наполеона.

3. Мужество в мирное время