Анатомия теургии (СИ)

— Нет, — Йон покачал головой. — Мне кажется, Священная книга врёт.

— Ещё бы, ты же язычник.

— Нет! Посуди сама, Ктесифонт описан там как чуть ли не святой. Но я думаю, на самом деле всё было иначе, и он не столько хотел изгнать демонов, сколько подчинить их. Да, я хотел бы получить этот манускрипт… представь, если бы октафиденты узнали, что один из их обожаемых архонтов — демонист? Но если там описан способ открывать разломы, его нужно уничтожить.

— Вот теперь я слышу правильные речи, — оживилась Хильда. — Ещё немного, и я даже начну тебя уважать.

— Ерунда, — отмахнулся Йон, даже не задумавшись над её словами. — Гирт, наверное, хотел бы оставить записи, но он далеко. Решать буду я, а я не хочу, чтобы…

— Успокойся, — теург вдруг ощутил на шее тёплые руки Хильды и разом остановился. — Лучше обдумай хорошо то, что узнал, а потом решим, что делать.

— Ладно, — вздохнул Йон. — Ты права, я тороплюсь. Но если я прав… если это так… это надо…

— В таких делах нельзя торопиться. Нужно дождаться момента.

— Надеюсь…

Он снова сел и тяжело вздохнул, опёршись локтями на столешницу. Снова бездействие, мелькнуло в голове. Снова скука…

* * *

Два дня прошли как две вечности — в тюремной камере время всегда растягивается, и неважно, что такой тюрьме могли бы позавидовать девяносто девять из ста заключённых. Каждое утро приходила Джаана, поила Гиту очередной чашкой горького отвара и молча уходила. Два раза в день заглядывал слуга с подносом — кормили королевскую пленницу весьма неплохо. Ужин неизменно приносил Кенельм.

Никто из них не заговаривал с норной, не пыталась говорить и она, прекрасно понимая, что это без толку.

На третий день Гита сдалась. Щепка оказалась единственной её маленькой победой в сражении с оковами, но, увы, победой бесполезной. К вечеру третьего дня кандалы как были, так и остались на её руках, и норна окончательно потеряла надежду их снять.

Вошедшего в дверь Кенельма она проводила совершенно пустым взглядом, после чего снова уставилась в потолок.

Поднос глухо стукнул о стол, но хускрэл не спешил уходить. Вместо этого он шагнул к изголовью её кровати и нагнулся, протягивая руку.

Гита взглянула на изломанную, измочаленную щепку в его руке и отвернулась.

— Хорошая попытка, — сказал Кенельм. — Но что ты собиралась делать дальше?

— Усыпила бы охрану, наверное, — Гита пожала плечами. — Не знаю ещё. Тут бы сначала это снять, — она подняла руку с иттриевым браслетом. — Не поможешь?

— Я охраняю тебя, а не содействую побегу.

— Жаль.

— Но это не значит, что я не хочу тебе помочь.

Норна вздрогнула. Впервые за всё время Кенельм сказал это прямо. Вот только помогать не спешил.

Тогда, в самую первую их встречу, она отпустила его — но только ли потому, что обещала сделать это? А потом, уже в столице, хускэрл узнал её — но отошёл в сторону, дав предупреждение. Конечно, Гита не послушала его. Иначе и быть не могло. И всё-таки это было не просто возвращение долга, как она решила сначала.

Она не сомневалась, что Кенельм говорил правду: ему просто не было смысла лгать. Она и так в плену, дальше падать уже некуда. Тостиг может сделать с ней что угодно — но хочет он того, что не получит ни силой, ни хитростью. Нет у Гиты ни семьи, которой можно было бы угрожать, ни близких людей, никого и ничего. Единственный путь, который король прекрасно знал и сам, это выиграть войну и стать единоличным правителем — тогда у норн просто не останется другого выбора, кроме как служить ему. Или сбежать на юг, но вряд ли там их примут с распростёртыми объятиями.

Но вот почему Кенельм так говорил, Гита понять не могла.

— Почему? — её голос дрогнул. — Я же едва не убила тебя тогда, ну, ты помнишь…

— Ты обещала и сдержала слово, — он пожал плечами. — Я всегда считал ведьм вероломными, но ты не такая. И я не хочу видеть в тебе врага.

— Я не враг тебе, Кенельм. Только не тебе.

— Тогда мой черёд спрашивать: почему?

— По тем же причинам. Я никогда не ждала от хускэрлов Красного короля ничего хорошего, и совсем не удивилась бы, арестуй ты меня тогда, в Тангол-отеле. Но ты этого не сделал.

— Думал, у тебя хватит ума понять меня и уйти, — он вздохнул и сел на кровать. — Увы.

— Я не могла. Тогда.

— Почему? Что держало тебя в столице?

— Я должна была помочь… одному человеку по заданию Гарольда Торкельсона, — Гита вдруг вспомнила, что Йон ещё здесь, и в последний момент спохватилась. — Тогда он поддержал бы меня. Возрождение гоэтии, свой ковен, ну ты понимаешь.

— У тебя были все шансы, — его губы тронула лёгкая улыбка. — Я помню Тангол-отель.

— У меня они ещё будут, если ты всё-таки поможешь избавиться от браслетов.

— Я не могу.

— Почему? Присяга?

— Да.

— Понимаю, — Гита вздохнула. — А будь выбор, помог бы?

Пауза. Кенельм смотрел ей прямо в глаза, и Гита легко прочитала ответ. А потом хускэрл поднялся и пошёл к двери.

— Прости, — сказал он, обернувшись. — Я не могу иначе.

Дверь закрылась.