Анатомия теургии

Ты знаешь меня как Ктесифонта, учёного-демонолога времён самого рассвета империи Джумар, но это ложь. Верховный библиарий Сефранос и архагет Акестор создали этот образ, не желая лишать меня жизни, как того требовали учёные мужи со всей нашей земли, узнав, что я сотворил. Я умер духовно, появившись в лице нового человека, и прожил так долгие годы — под маской, которую не смел снять.

Ты хорошо знаешь моё имя, ведь уже сейчас оно стало именем вселенского зла, и вряд ли это когда-нибудь изменится. Из-за меня столь многие люди самых разных народов и рас побелели кожей и волосами, и зовутся теперь Проклятыми, а те, кому посчастливилось избежать этой участи, гонят их отовсюду. Из-за меня далеко в глубине Феззе-Кавир разорвалось мироздание, впустив в наш мир тех, кого называют демонами. В этих строках я наконец волен отбросить маску и сказать правду: я — Икарос Тефисский, теург и учёный, и нет мне прощения».

Джаана глубоко вздохнула. Перо скользило по бумаге, тёмная линия будто сама вычерчивала слова. Она повторяла про себя слова на староджумарском, тут же находя нужный перевод, и пальцы двигались сами собой, выписывая букву за буквой. Да, сегодня она закончит эту работу. Но Красный король об этом не узнает.

«Я не хотел этого. Всё, чего я желал — это найти способ быстрых путешествий, которые могли бы сделать города близкими, как соседние улицы. Подумать только, как мог бы преобразиться мир, если бы путь из Аим-Хайат в Ветеринг занимал не недели, как сегодня, а часы или даже минуты. Всю жизнь я положил на то, чтобы найти такой способ, и добился своего. Но у всего есть обратная сторона, и открытый мною путь оказался слишком опасен, чтобы использовать его.

Быть может, натурфилософы будущего смогли бы обуздать эти знания и заставить их служить человечеству. Но мог ли я допустить это двадцать лет назад? Я был молод и упрям, и не хотел даже думать о том, чтобы разделить своё открытие с кем-то ещё. Я был слишком неосторожен — и поплатился за это. Меня подвергли memoria damnata, вычеркнули моё имя отовсюду, где только смогли. Что ж, наверное, я заслуживаю этого.

Но имя нельзя стереть из людской памяти навсегда — даже Сефраносу, владеющему всем письмом Империи, это не под силу. Он смог стереть лишь знание о том, как сделать то, что сделал я. Этого должно быть достаточно.

Кто бы ты ни был, если ты человек, если в твоих жилах течёт красная кровь, лишённая скверны чужого мира — не позволь этому произойти снова».

Да, она думала, что так и поступит. А потом своими руками, хоть и выполняя чужую волю, снова разорвала пространство, открывая двери в чужой мир.

И что сделает Тостиг дальше?

«В этом труде я раскрою все секреты магии пространства, которые узнал за долгие годы. Увы, мои современники не готовы принять их, так что я спрячу всё в библиотеке, которую уже поглотила пустыня. Здесь почти не бывает людей, а в будущем, возможно, кто-нибудь найдёт этот текст и сможет обратить мои труды во благо.

Сам же я отправлюсь туда, где всё началось — в сердце Феззе-Кавир. Мои кости сгинут в песках, но если есть хоть малейший шанс закрыть пространственный разлом, им нужно воспользоваться. Если у меня ничего не получится, описание способа приведено ниже. Воспользуйся им. Если же ты не владеешь искусством теургии, прошу, найди того, кто сможет разобраться в написанном и помочь. Иного пути нет.

Я верю, что в будущем люди станут разумнее. Если нет, разве достойны они существовать?

Икарос Тефисский, 65 год от Исхода. Вверяю эти страницы пустыне».

Последний росчерк завершил длинный хвост последней буквы, и, глубоко вздохнув, Джаана поставила точку. Работа окончена. Но, пожалуй, Тостигу об этом знать рановато.

Харс был бы изрядно разочарован, узнав, что спустя полторы тысячи лет люди всё так же глупы, как и при его жизни.

Интерлюдия V

Вся наша наука перед лицом реальности выглядит примитивно и по-детски наивно — и всё же это самое ценное, что у нас есть.

Альберт Эйнштейн

Последние ростки самых выносливых растений остались позади неделю назад. Последние золотые россыпи песка исчезли третьего дня, и теперь вокруг расстилалась совершенно белая равнина, а ветер гонял бледную пыль. В отряде уже забыли, что такое ехать с открытым лицом — все до единого носили шемаги, пытаясь хоть как-то защитить себя.

Джаана ещё никогда не бывала так далеко на юге, в самом сердце пустыни. Раньше она думала, что окрестности Фец выглядят жутко, но лишь сейчас поняла, что ошибалась. Здесь было намного хуже.

И всё-таки они продолжали идти.