Анатомия теургии

Гармунд бросился к орудию — следовало прочистить жерло, пока остальные готовят порох, пыж и ядро. Его дело маленькое, знай чисти себе пушку да жди, пока офицер прицелится и выстрелит. Чисти хорошо, ведь надо сделать так, чтобы внутри не осталось тлеющих остатков пыжа, но уж это он научился делать как следует, никаких нареканий. Теперь только дождаться бы, пока день кончится да его величество одержит победу — и можно будет возвращаться домой богатеем.

За этот месяц он заработал больше, чем за прошлый год, а работа — не бей лежачего, с ней любой справится. Гармунда взяли на неё потому, что у него никого не было — ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестёр, и некому было его отпускать на войну, как других. «Война кончится — денег наберёшь да в ученики к мастеру устроишься», — сказал ему офицер тогда, в первый день. Он добрый, господин Кенред, хотя Гармунд и не заслуживал такого отношения. Правда, здесь он должен был сказать «если жив останешься», но не сказал. Гармунд сам это понимал.

Теперь он считался артиллеристом, хоть и всего лишь помощником-гандлангером, и очень этим гордился. Не каждому такое дано. И стрелять по врагу из пушки так просто. Другие солдаты идут прямо под пули, хоть и в броне, колют пиками да стреляют, и гибнут легко. То ли дело они, артиллеристы. Пушка — архонт войны, как любит говорить господин Кенред. Сегодня Гармунд видел это воочию.

Он бросил шомпол на подставку и помог товарищу пропихнуть в ствол ядро. Кенред кивнул им, приказывая отойти. Сейчас он будет стрелять.

Больше всего Гармунд хотел бы сам попробовать сделать то же самое. Не целиться, упасти Окта, для этого он мозгами не вышел, а выстрелить. Просто взять палку с фитилём и ткнуть ею в запальное отверстие. А то вернётся домой, а там спросят: из пушки стрелял? Стрелял, только как бы не сам.

Надо попросить господина Кенреда. Он добрый, он позволит.

— Пристрелялись, — сказал Кенред, стоя на самой вершине холма — он не боялся ни ядра, ни пули. — Огонь!

Грянул выстрел.

* * *

— Шаг назад!

Линия отступила, освобождая пространство впереди. Раненых уже утащили, своих мертвецов — тоже, кого успели, но всё равно снег уже скрылся под множеством трупов. Завтра сюда набегут мародёры, ища, чем бы поживиться, но это будет завтра. А сейчас нужно просто стрелять.

— Шаг назад! Ещё!

Теперь наступающие ряды будут спотыкаться о своих же мёртвых, ломая строй. Наверное, раньше Келбёрт принял бы это с отвращением — в его деревне на самом краю Северной марки чтили смерть. Но теперь ему было всё равно.

Вот и враг, идёт снова. Пускай. Напорются на мушкетный огонь, а тех, кто выживет, добьют пикинёры. Уже не впервой.

Восьмёрники всё шли, а Келбёр стоял в первом ряду с заряженным мушкетом и ждал. Он знал, что не промахнётся, знал, что выстрелит первым — как и всегда. Иначе и быть не могло.

Разговоры давно стихли, и каждую атаку октафидентов встречала пугающая тишина. Даже сержант понял, что его крики никому не нужны, и тоже замолчал. Так даже лучше — без этих воплей сразу стало спокойней.

Они ждали. Восемьдесят шагов, семьдесят. Уже можно стрелять, но лучше подпустить врага ближе — тогда пуля наверняка пробьёт доспехи.

Сошки вонзились в снег. С глухим стуком опустились в них ложа мушкетов. Шестьдесят шагов…

И тут Келбёрт увидел его — безоружного человека в воронёных доспехах, идущего почему-то в переднем ряду. Не было в его руках ни мушкета, ни пики, ни тяжёлого двуручного меча — ничего, и всё-таки он шёл вместе со всеми.

Глупец, подумал Келбёрт. А в следующее мгновение вдруг совершенно ясно понял, кто это такой и тут же, не дожидаясь общего залпа, пустил силу сквозь пальцы — прямо в пороховой заряд, что скрывался в стволе.

Он ещё успел увидеть, как на кирасе врага появляется вмятина, как тот падает, вскинув руку в хитроумном жесте — а потом неведомая сила взметнула снег и подбросила Келбёрта в воздух, как пушинку.

— Оллиокта! — заорал кто-то по ту сторону.

— Оллиокта! — грянул хор в ответ, и последние звуки потонули в грохоте вражеских мушкетов.

Чудовищный удар обрушился на ошеломлённых язычников. Погибший теург успел добиться своего, его магия пробила огромную дыру в самом центре линии солдат Чёрного короля, и в неё тут же устремились мечники. Подкованные сапоги стучали и стучали, как жуткие демонические барабаны, трещали пики под ударами фламбергов, кричали люди — а Келбёрт всё пытался и пытался встать и нащупать мушкет.

Ему не было больно, как и обещала колдунья, и снег почему-то совсем не казался холодным. Красный, красный снег.

* * *

— Ха! — воскликнул Тостиг, когда передние ряды войск Гарольда смело, будто ударом невидимого кулака. — Всё же теурги чего-то стоят на войне!

— Они стоят куда больше, чем вы думаете, ваше величество, — ответил командир силумгарцев. — Вы ещё не видели в действии наши конструкты.

— Ну так давайте же, задействуйте их! Разве сейчас не самое время?

— Как скажете, ваше величество.

* * *