Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

С самого начала расследования Хости понял, что начальство в ФБР спешит поскорее закончить дело и выставить Освальда убийцей-одиночкой невзирая ни на какие улики. Версию иностранного заговора расследовали так вяло, что Хости заподозрил: от него что-то скрывают. «Я не знал, что происходит в Вашингтоне, – вспоминал он, – но чуял неладное»⁸. От Гордона Шэнклина, главы отделения ФБР в Далласе («из тех типов, которые не высморкаются, не согласовав это с начальством»), Хости получил 23 ноября, на следующий день после гибели Кеннеди, ошеломляющее распоряжение: Шэнклин сообщил своим подчиненным, что «Вашингтон не желает, чтобы вы искали в этом деле советский след. Нежелательно волновать общественность». Тот же Шэнклин днем позже велел Хости уничтожить записку Освальда. Хости порвал записку и смыл обрывки в унитаз. (Спустя годы Шэнклин будет отрицать, что распорядился уничтожить записку, но другие служащие отделения ФБР в Далласе отчетливо помнили, что приказ исходил именно от него.)

Несмотря на выговор от Гувера, Хости все же было поручено участвовать в расследовании убийства: отстранив его, ФБР публично признало бы, что отделение в Далласе недолжным образом организовало слежку за Освальдом накануне убийства президента. Тем не менее Хости запретили упоминать свое имя в отчетах, которые направлялись в Вашингтон и ложились на стол Гувера: «Я-де скомпрометировал Гувера и Бюро в глазах общественности».

Основной задачей Хости в месяцы после убийства было любой ценой удержаться на службе. У него подрастали восемь детей, младшему на момент убийства было всего три месяца. Трехлетний сын Дикки страдал ДЦП и нуждался в интенсивных дорогостоящих процедурах четыре раза в неделю. Зацепиться за ускользавшую от него работу Хости мог только одним способом: выполнять приказы. «В 1942 году, когда я восемнадцатилетним парнем оказался в армии, мне первым делом внушили: в сражении рядовой должен слепо следовать приказам, – писал он. – А ФБР во многом похоже на армию»⁹.

В середине декабря ему поручили расследовать многообещающую наводку: попытаться установить, в какой мере соответствует истине удивительный рассказ молодой американки кубинского происхождения, проживавшей неподалеку от Далласа. Эта женщина, Сильвия Одио, пользовалась хорошей репутацией и вроде бы заслуживала доверия. Она сообщила, что за несколько недель до покушения Освальд явился к ней вместе с двумя борцами против режима Кастро. Родители 26-летней Сильвии тоже выступали против Кастро и на тот момент находились в кубинской тюрьме. Слова Сильвии подтверждали другие свидетели, в том числе сестра-подросток, которая, по ее словам, находилась дома в ночь визита Освальда.

Хости побеседовал с Сильвией Одио 18 декабря. Он запомнил ее как «поразительно красивую женщину, бежавшую с Кубы после того, как ее отца Кастро бросил в тюрьму за измену»¹⁰. Сильвия принадлежала к той кубинской аристократии, что после прихода Кастро к власти искала спасения в Соединенных Штатах – в глазах Хости это был «привилегированный высший класс кубинцев». Молодая женщина была умна и прекрасно образована, на Кубе, по ее словам, она училась на юриста, пока революция не положила конец этим занятиям.

Если история Сильвии Одио соответствовала действительности, это означало либо что Освальд незадолго до покушения связался с антикоммунистически настроенными кубинцами, либо (и это представлялось Хости более вероятным), что он, стараясь оказать услугу кубинским революционерам, хотел проникнуть в антикастровское движение. Хости было известно, что Освальд уже пытался ранее в том же году войти в антикастровскую группу, обозначавшуюся аббревиатурой DRE[10], в Новом Орлеане – вероятно, с целью собрать информацию для прокастровского Комитета за справедливое отношение к Кубе (Fair Play for Cuba Committee).