Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

Эти неприятные подробности о личности Редлика усилили и без того накапливавшееся недовольство Форда работой комиссии Уоррена. За несколько дней до того Форд уже подвергся атаке из-за странного комментария, который позволил себе глава Верховного суда в первый день слушаний свидетельских показаний Марины Освальд. На вопрос репортеров, собравшихся возле здания Организации ветеранов зарубежных войн, намерена ли комиссия опубликовать информацию, полученную от вдовы Освальда и других свидетелей, Уоррен ответил: «Да, время придет… но, возможно, не при вашей жизни. Я не имею в виду что-то конкретное, но некоторые моменты могут касаться безопасности. Они будут сохранены, но не будут опубликованы»6. Информационное агентство Associated Press привело слова судьи в такой форме: если показания миссис Освальд выдадут какие-либо тайны, угрожающие государственной безопасности, то эти показания будут засекречены на десятилетия – «и я на этом настаиваю».

Комментарий председателя Верховного суда вызвал бурю негодования. Эти слова подтверждали теорию заговора и распространившееся убеждение, что комиссия намерена скрыть от общественности правду о покушении. В неменьшей степени взволновались и члены самой комиссии, а молодые юристы и вовсе отказывались понимать, о чем говорит Уоррен. Арлен Спектер, по его словам, едва услышав этот комментарий, сразу же понял, «сколь серьезный ущерб нанес репутации комиссии» председатель Верховного суда: он «бросил тень на всю работу комиссии»⁷. По тому, что ему было известно об Уоррене, Спектер догадывался, как это могло произойти: вопросы репортеров действовали главе Верховного суда на нервы, и он ляпнул что-то весьма далекое от его подлинных убеждений, лишь бы оставили в покое. Так Уоррен себя вел, когда пытался «спонтанно уклониться от вопросов», пояснял Спектер. Председатель Верховного суда был «не из тех людей, кто легко соображает по ходу разговора».

На допущенный судьей промах отозвалась гневными передовицами консервативная печать, давно уже недолюбливавшая Уоррена. The Columbus Enquirer (Колумбус, штат Джорджия), заявила: «Уоррен придал новую зловещую ноту» расследованию. «Высказывания Уоррена подрывают общественное доверие», – предупреждал автор статьи, настаивая, чтобы комиссия «немедленно разъяснила, что он имел в виду»⁸. В Конгрессе на главу Верховного суда обрушился республиканец Огаст Йохансен из Мичигана – его округ примыкал к округу Форда. Конгрессмен заявил, что слова Уоррена «подрывают важнейший для расследования фактор – общественное доверие»⁹.

В письме, адресованном разгневанным коллегам, Форд признавал, что и его смутило заявление Уоррена, однако глава Верховного суда попросту заблуждается: «Могу вас в качестве члена комиссии заверить, что вся информация, касающаяся официальных обязанностей комиссии, будет обнародована вместе с ее отчетом».

Даже друзья Уоррена обеспокоились, не сорвал ли он своим выступлением расследование. Ведущий редактор журнала Newsweek Лестер Бернстайн, узнав о промахе Уоррена, встревожился настолько, что попросил Кэтрин Грэм, президента Washington Post Сompany и владелицу этого журнала, передать Уоррену письмо в офис Верховного суда: Бернстайн знал, что Кэтрин Грэм дружна с Уорреном. Довольно-таки высокомерным тоном Бернстайн советовал главе Верховного суда полностью прекратить общение с журналистами. «Мне представляется, что вы производите нежелательное впечатление – без всякой на то надобности, – публично обсуждая, пусть даже и с осторожностью, еще не законченное расследование, – писал он. – Ежедневное непродуманное общение с репортерами чревато рисками неверного цитирования, недоразумений и злонамеренных сенсаций. Все это, я полагаю, сыграло свою роль в недавнем скандале по поводу того, произнесли вы или не произнесли фразу насчет того, что некоторые улики по делу останутся сокрытыми “при нашей жизни”». Журналист посоветовал Уоррену не выступать самому, а подобрать себе опытного представителя по связям с общественностью.

Миссис Грэм приложила к этому посланию личное письмо Уоррену, начинавшееся словами «Уважаемый судья!» В целом ее мнение совпадало с мнением коллеги. «Он очень умен и он очень встревожен, – отзывалась она о Бернстайне. – Я, как и он, прошу прощения за доставленное вам дополнительное беспокойство, но он считал своим долгом предупредить вас»¹⁰.

Уоррен письменно ответил миссис Грэм, что советы Бернстайна «вполне уместны». Самому Бернстайну он писал: «Вы, как никто, правы», и сообщал, что намерен изменить «свои отношения с прессой, и без того непростые. Комиссия попала между молотом и наковальней. Мы бы хотели вовсе избежать паблисити, но давление становится прямо-таки истерическим». Судья также писал, что его слова исказили, хотя и не уточнял, в чем именно заключается недопонимание: «якобы я утверждал, что часть показаний не будет обнародована при нашей жизни. Заверяю вас, что это совершенно чуждо нашим желаниям и намерениям».