Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

Она считала, что Освальд убил президента из-за навязчивого желания оставить след в истории. Он с жадностью читал, по нескольку часов в неделю проводил в публичной библиотеке около их дома в Далласе и в Новом Орлеане и часто брал на дом биографии исторических личностей, в том числе Кеннеди. Ли Освальд хотел, чтобы о нем тоже помнили. «Я могу сказать, что он хотел во что бы то ни стало совершить поступок, неважно, плохой или хороший, который сделает его знаменитым, благодаря которому он войдет в историю».

Марина с грустью говорила о том, что могла бы предотвратить это убийство, если бы проявила больше сочувствия к мужу вечером накануне преступления, когда Освальд пришел навестить ее с детьми в дом Рут Пейн. На тот момент супруги Освальд жили отдельно уже несколько недель, и он умолял ее помириться и переехать вместе с детьми к нему в Даллас. В какой-то момент в тот вечер он расплакался. «Он просто хотел помириться».

Хотя Марина в конце концов собиралась помириться с мужем, в тот вечер она не поддалась на его уговоры. «Я сделала вид, что очень сержусь… Спать он пошел очень расстроенным». На следующее утро он ушел, прихватив с собой винтовку, которую хранил завернутой в одеяло в гараже Рут Пейн.

Марина знала, что следующим свидетелем на допросе перед комиссией будет ее свекровь, и она выразила свое сочувствие Уоррену и другим присутствовавшим, потому что им предстояла нелегкая работа. «Я сожалею, что вам придется тратить время на ее допрос, потому что вы только устанете и вам станет тошно от разговоров с ней, – сказала Марина. – Когда вы узнаете ее получше, вы поймете почему».

Ее свекровь, говорила Марина, ухватилась за это преступление как за возможность заработать. «У нее мания – деньги, деньги, деньги». Марина знала, как негодовала свекровь по поводу ее убежденности в том, что именно Ли совершил это преступление. Если дать ей волю, говорила Марина, «она мне глаза выцарапает».

Во вторник, 6 февраля, в 17.50 комиссия завершила допрос Марины Освальд, занявший четыре дня и длившийся в общей сложности двадцать часов.

– Миссис Освальд, ваше свидетельство весьма ценно, – тепло сказал Уоррен, – Вы оказали помощь работе этой комиссии.

– Говорить правду трудно, – отозвалась Марина. – Я очень благодарна всем вам, я не думала, что найду так много друзей среди американцев.

– Перед вами друзья, – заверил ее Уоррен.

После допроса председатель Верховного суда рассказал репортерам, что миссис Освальд – «отважная маленькая женщина». В свою очередь Марина сообщила репортерам, что ей очень понравился Уоррен – он напомнил ей одного из ее дедушек в России.

Между тем в Техасе Маргерит Освальд была вне себя от ярости, увидев, с какой симпатией пресса описывает поездку ее снохи в Вашингтон и ее выступление перед комиссией. Маргерит решила нанести ответный удар.

3 февраля, в первый день допроса Марины Освальд, ее свекровь позвонила в штаб-квартиру Секретной службы в Вашингтоне, чтобы сообщить, по ее словам, компрометирующие сведения о своей снохе⁵. В Секретной службе перезванивать не стали и вместо этого передали в комиссию Уоррена информацию о том, что Маргерит Освальд крайне возбуждена.

На следующий день Рэнкин, занятый допросом Марины, попросил Нормана Редлика позвонить Маргерит Освальд в Техас. По параллельной линии разговор стенографировал секретарь.

– Миссис Освальд, здравствуйте, – приветствовал ее Редлик, представившись заместителем Рэнкина. – Я звоню вам по причине вашего звонка в Секретную службу.

– Да, – ответила она.

– Вы дали понять, что у вас есть какая-то информация, которой вы готовы поделиться, чтобы мы могли проверить ее во время допроса Марины. Я звоню вам сказать, что вы можете передать эту информацию мне.

Миссис Освальд поспешила выразить свое негодование тем, что ей приходится общаться с такой мелкой сошкой, как Редлик. «Я передам эту информацию только мистеру Рэнкину и никому другому в комиссии. Я устала от того, что меня все время отфутболивают, к вам лично у меня нет претензий. Я буду разговаривать только с мистером Рэнкином, мистером Уорреном или президентом Соединенных Штатов». После того как в Секретной службе не прореагировали на ее звонок, она позвонила на радио и объяснила, что ей хотят заткнуть рот, в то время как она стремится открыть правду об убийстве. «Единственное, что я могу сделать, – это сказать об этом во всеуслышание».

Затем – далеко не в первый раз – она заявила, что ее «жизнь в опасности», после чего понесла бессвязную околесицу о жертвах, которые она принесла ради своих детей и своей страны, и о том, как никто не хочет ее слушать. «Если бы вы знали, что выпадает на долю одинокой женщины, как со мной обращаются, – жаловалась она. – Я хочу иметь право голоса в этом деле, и общественность – американская и международная – хочет, чтобы у меня было право голоса». Затем она мрачно пригрозила: правда о Марине еще не произнесена, и только она знает ее. «Когда моя сноха говорит, я должна это слышать. Я ни в чем ее не обвиняю. Надеюсь, она невиновна, но у меня нет доказательств, что хоть кто-нибудь невиновен».