- Нет, я решительно не понимаю тебя! – снова взвинтился Гроссе, плюхнувшись в кресло. – Ты моя ближайшая помощница и соратница. Ты осуществляешь вместе со мной трансплантацию человеческих органов и в курсе всего того, что ей неизбежно сопутствует. Ты работаешь бок о бок со мной много лет. Тебе не кажется, что срок этот более чем достаточен, чтобы определить свои позиции?
Для тебя не секрет, каким путем мы добываем нашим клиентам здоровые органы. Не секрет, что доноры подлежат ликвидации. И вот ты узнаёшь, что большинство из тех, кого ты считала мертвыми, получили от меня вторую жизнь, только в несколько ином качестве. Жив Большой Билл. Разве не остроумное решение я нашел, дав ему вместо отнятых двух – целых четыре ноги, и лошадиную мощь впридачу? Между прочим, я специально для него приобрел очень дорогого первоклассного жеребца. Почему же это так возмутило, так взволновало тебя?
- Ты отнял у него человеческое достоинство и разум.
- Не выдумывай. По самоощущению он – человек. Разве ты сама не убедилась в этом? Он даже пытался ухаживать за тобой.
- О, да! Как животное.
- Я объяснил тебе, что намеренно вызываю подкорковые торможения. Так спокойнее. А моя Красотка? Этой темнокожей мулатке я подарил хоть и свинячье, зато идеально розовое тело, о каком она не могла и мечтать. – На языке Гроссе это называлось шуткой. – А глупой свинье – человеческий разум. Ты не считаешь, что я совершил обоюдодоброе дело? И наконец этот вихрастый негритенок, которому ты просила сохранить жизнь. Я сохранил ее. Надеюсь, хоть здесь я заслужил твою признательность?
При упоминании о Джо из груди Клары вырвался стон. И снова, как в Виварии, она прошептала:
- Бедный мальчик.
- Бедный. Вот как!
Преисполненный негодования, Гроссе снова вскочил. Вцепившись в подлокотники ее кресла, он навис над Кларой. Его лицо оказалось так близко, что она могла созерцать сизую сеть капилляров на далеко уже не упругих щеках.
- То, чем я занимаюсь, на всех языках мира называлось бы чистой наукой и сенсационными открытиями, – прошипел он, буравя ее взглядом, – не будь одного маленького "но": объекты моих беспрецедентных экспериментов не только животные, но и люди...
- Но ведь этим твоим монстрам еще кое-что предшествует, Эрих, –едко проговорила Клара. Между ними не было принято затрагивать в открытую подобные темы. Он, как правило, ей этого не позволял, бесцеремонно обрывая ее на полуслове. Но Клара уже успела понять, что сегодня случай особый и что она может высказать ему все, что думает. – То, чем мы занимаемся в Нижней Клинике, на всех языках мира называется преступлением и никоим образом не может принести тебе славу. Верно? Мы ублажаем горстку толстосумов, покупающих себе здоровье ценой чужих жизней.
- Отвечаю. Горстка толстосумов, как ты выразилась, выполняет двойную функцию: С одной стороны, реципиенты такое же сырье для моих опытов, как и доноры. С их помощью я отрабатываю новые методы, совершенствую свою технику. А с другой – их кошельки обеспечивают мне финансовую независимость. Благодаря им я могу закупать новейшую дорогостоящую аппаратуру в любой стране мира, нанимать любой персонал, любых специалистов. Я могу самостоятельно заниматься научными изысканиями самого высокого уровня, ни от кого не завися и ни перед кем не отчитываясь. Так что спасение чьих-то ничтожных жизней для меня дело второстепенное. Это не самоцель, а всего лишь средство. Мне необходимо продержаться, Клара. Продержаться любой ценой.
Что же касается преступности, то позволено будет мне спросить: а судьи кто? Это ничтожное быдло? Эти жалкие лицемеры? – Театральным жестом он воздел руки к воображаемым небесам. – Да их собственная, так называемая, общественная мораль абсурдна и полна противоречий. Что представляет из себя человеческая масса, облепившая Землю, как тля – дерево? Безликое скопище двуногих, ежедневно поедающее тонны животных, уничтожающее друг друга и разъедающее Землю, на которой и за счет которой живет. Но сконцентрируем внимание на моей сфере. Разве сами они не поощряют опыты над животными, которых, сюсюкая, величают братьями своими меньшими – препарируют, кромсают, заражают раком и прочими смертельными болезнями, ежедневно убивают на грязных операционных столах... Помнится, в Университете один мой сокурсник, очень положительный начинающий медик, разрабатывал для своей дипломной работы тему ожогов. Так вот, подводя экспериментальную базу под свои умозаключения, он ошпарил крутым кипятком и сжег кислотой целую свору подопытных собак – этих милых, доверчивых, всей душой преданных человеку существ. Наблюдая за их предсмертными муками, он старательно записывал возникавшие симптомы. И никого, представь, это не шокировало. Так почему бы тем самым человекам на собственной шкуре не испытать, каково это, когда на тебе ставят опыты. По-моему, они вполне это заслужили.
Только не подумай, что я их осуждаю. Отнюдь. Я просто не признаю за ними права судить и обвинять меня.
Он оттолкнулся от ее кресла и развалился на своем, что позволило Кларе перевести, наконец, дыхание и немного расслабиться.