Андалузские легенды

С зарей, у дверей замка, находившагося в предместьи Триана, где была резиденция верховнаго инквизиторскаго суда (del Santo Officio), постучался почтенный старец, одетый в длинное черное платье и едва держащийся на ногах от слабости и дряхлости. Он просил позволенья переговорить с инквизиторами о деле, угодном Богу и прославляющем религию. Он был допущен и донес обо всем происшедшем в ночь на кладбище Іоанна Крестителя. Фра Діэго Деза и другие инквизиторы были объяты ужасом.

Записали имя богохульника, взяли клятву с старика; оставив свой адрес, он вышел из верховнаго инквизиторскаго суда и, едва передвигая ноги, пропал в переулках Трианы.

Алгуасилы инквизиции отправились на квартиру Хуана Діэго, под предводительством Гинеса де-Сарабиа, мужа опытнаго в делах, касавшихся святой веры (Santa Fé). Известно, что в те времена по приказанию инквизиции отворялись все двери, по малейшему требованию.

Разбудив Хуана Діэго, алгуасилы привели его в замок Трианы. Он вошел спокойно, убежденный, что никто не знает о происшедшем в прошлую ночь.

Инквизиторы важно и строго занимали свои места на высоких креслах. Толстыя стены низкой залы были завешаны черными коврами. Пред креслами судей помещался широкий стол на возвышении, окруженный решоткой. На черной шерстяной материи, покрывавшей стол, были вышиты медальоны доминиканскаго ордена. По бокам стола находились маленькие стулья для секретарей и других должностных лиц; за ними лавки для familiares [1]. Наконец, в центре, напротив всего суда помещался одиноко маленький табурет, предназначенный для подсудимаго.

Под великолепным балдахином, с золотым шитьем и бахрамами, висел драгоценный образ Спасителя. Перед ним, в серебряном канделябре, горело несколько свечей из зеленаго воска. Общий вид этой залы был таков, что, кто однажды побывал в ней, тот всегда с ужасом вспоминал о ней во всю свою жизнь.

Приказали подсудимому сесть, и начался допрос:

— Как ваше имя? спросил фра Деза.

— Хуан Діэго.

— Какою должностью и ремеслом занимаетесь?

— Никаким, потому что я — гидальго (благородный).

— Имеете родных?

— Нет.

— Против вас есть важное обвинение. Если вы добровольно сознаетесь в своем преступлении, святой трибунал распорядится с вами милосердно… В противном же случае закон строг… Поклянитесь именем Бога отвечать правду на все вопросы.

— Клянусь! твердо произнес подсудимый.

— В добрый час!.. Что вы делали вчера ночью с одиннадцати до трех?

— Alas Animas (нечто в роде вечерни); ужинал с приятелями, потом вернулся домой и лег спать.

— Обвиняетесь в клятвопреступлении! воскликнул фра Деза. На вас донес человек известной честности и неспособный лгать. Признайтесь, сенор Хуан Діэго.

— Никто не может избегнуть тайных врагов, ненависти и клеветы.

Фра Дезо заговорил шопотом с своими товарищами и обратился к подсудимому:

— Если вы не признаетесь, вас подвергнут пытке.

Хуан Діэго вздрогнул.

— Пытка заставит меня сделать фальшивое признание. Правда то, что я уже сказал, — Это ваше последнее решение?

— Да.

Фра Деза подал знак фамильяресам. Подсудимаго связали и вывели в широкую, четвероугольную залу, полную крюков, зубчатых колес, щипцов, молотков; между ними стояла машина по имени potro, нечто в роде деревянной лошади, на которой пытка была ужасна. Пока подсудимаго раздевали, фра Деза отправил одного из фамильяресов за стариком-доносчиком, чтоб он явился, по обычаю, подтвердить донос свой.

Пытка Хуана началась с колеса; его привязали веревками и после его вторичнаго отрицания в виновности — фра Деза произнес: Primera vueltal (Первый круг).

Колесо повернули, веревки стягивались, врезались в тело подсудимаго, побагровевшее от наплыва крови. При втором отрицании и втором повороте кровь хлынула у него изо рта и из носу.

В эту минуту явился посланный фамильярес и, с изменившимся, бледным лицом, тихо передал что-то на ухо инквизитору.

Деза, пораженный услышанным, воскликнул:

— Боже великий, недозволяющий, чтоб черныя дела оставались безнаказанными!.. Несчастный! Знаешь ли ты, кто донес на тебя? Мы послали за ним, и внук его объявил, что тот, котораго мы спрашиваем, и который нынче утром приходил сюда… уже более двадцати лет, как похоронен под пальмой церкви Іоанна Крестителя. Отвяжите его и отведите в темницу.

В тот же день явился к Хуану доминиканский монах, увещевавший его раскаяться и признаться в богохульном поступке, наказываемом самим Господом.

Хуан признался во всем и назвал соучастников, прося пощады и милосерднаго прощения.

В тайном заседании Santo Officio он был приговорен к сожжению.

Соучастников не нашли. Они бежали.

Через два дня на Сатро de Fablada, за стенами Севильи, был сооружен на возвышении большой костер для долженствовавшаго произойти ауто-да-фе.

При огромном стечении народа, сопутствуемый обычной мрачной процессией духовенства и монашеских орденов — был привезен Хуан Діэго. Несмотря на моленья о пощаде, он был возведен на костер…

Умер он еретиком, потому что, объятый пламенем, забыл о раскаянии, и в своем предсмертном бреде, обвинял Santo Officio в обмане в делах святой веры.