Анданте кантабиле

-- А партии знаешь какие сложные! Я сперва даже скандалить пытался, что нельзя такое выиграть. Смотри - говорю - вот тут у тебя в педали идет поцелуй на семнадцать с половиной тактов. Значит, я губ оторвать от твоего рта не могу, и развернуться не могу из-за этого, как мне удобно. Левая рука играет арпеджио на правом соске все семнадцать тактов, а дальше идут отдельные аккорды уже на обоих сосках. Теперь вот, смотри - вот здесь, на двенадцатом такте вступает хуй, а на четырнадцатом такте указательный палец правой руки все еще на клиторе. Ну не могу я такое сыграть! А Беатрис улыбается и говорит: Димочка, мальчик мой, не надо волноваться! Мы будем репетировать и репетировать, до тех пор, пока вы не сыграете все без ошибки.

-- Да, тяжело, конечно... -- вздохнул я. Но три раза в неделю, наверное, можно как-то вытерпеть?

-- Это еще не все. -- мрачно продолжил Дмитрий. -- Ближе к коде музыканты тоже начинают раздеваться и подходить к нашей койке. Под самый конец играют только контрабас и две скрипки, а весь остальной оркестр стоит голый прямо перед кроватью, где я ебу Беатрис, плечом к плечу, и дрочит в такт. Я ее ебу, она дирижирует, а они дрочат. А потом - самое главное финальный аккорд. Это значит, я должен точно по взмаху дирижерской палочки кончить Беатрис или в рот, или во влагалище, или между грудей, или просто брызнуть на лицо и размазать рукой - в разных произведениях по-разному, и все в нотах расписано. А остальные музыканты тоже должны кончить одновременно со мной прямо на нее, и куда-нибудь ей попасть. Они, падлы, все время на меня попадают, я уже заебался со сцены весь обспусканный уходить. Первый раз, когда меня вот так всего обспускали, со мной вообще истерика случилась. А Беатрис, эта сучья бельгийская лошадь, только ржет. Я ору, по полу катаюсь от злости, а она меня схватила на руки и тащит в ванную. Успокойся, Димочка, успокойся! В ванной Беатрис облизала меня всего как сука, всю спущенку с меня слизала, потом сунула меня под душ, мочалкой вымыла и полотенцем мохнатым обтерла. Я смотрю - вроде и вправду успокоился. Потом привык. А вообще, еще многое от темпа произведения зависит. Когда играешь престо ажитато, так приходится в таком темпе хуем работать, что оттуда начинает паленой резиной вонять. И устаешь до полусмерти. Но самое страшное - это все-таки ларго. Ебешь ее медленном темпе... до-о-о-лго... кажется, что так и будешь ебать до скончания века. Хуй весь вздувается от напряжения, опухает, потом голова начинает кружиться, и такое впечатление, будто с каждым разом, когда хуй засовываешь в пизду, то пизда тебя засасывает. Ребята из оркестра говорят, что Олега Семеркина четыре года назад так и засосало. За одиннадцать тактов до финального аккорда парень пропал - всосало его в пизду целиком, и так его с тех пор больше не видели. Беатрис после этого два раза ездила в Австрию - вроде официально с концертами, а на самом деле - договаривалась со спелеологами. Две партии спелеологов спускались туда, искали Олега, но не нашли. Третья партия спелеологов под руководством Франца Майера и сама не вернулась. В Австрии тогда траур был трехдневный, если помнишь. Франца все знали в стране, личность известная, это тебе не Олег, о котором кроме родителей и всплакнуть некому. Но Беатрис уехала из Австрии, и никто не знал, где искать Франца и его людей. Официально сказали, что они где-то в пещере пропали. Видал я, Толик, ту пещеру...

Мы, не сговариваясь, налили по полной стопке и выпили.