Андерсен-Кафе

— Кстати, я хочу вас предостеречь, — угрожающе понизила голос Ираида. — Больше никогда не подсовывайте моей дочери всяких ваших сомнительных знакомых. Весь этот сброд, который постоянно топчется в этой вашей лавке… Этих типов с неясным статусом и вообще… — Дама старательно подбирала подходящее слово. — …всех этих ваших… знакомых.

На слове «знакомых» было сделано особое презрительное ударение. А я подумала: как хорошо, что самая жуткая из моих случайных знакомых, Ираида, топчется в нашей лавке не часто. Да и что ей тут делать-то? Книг она наверняка давно уже не читает — шляпа мешает.

— А я и не подсовываю, — оставив свой нахлынувший было сарказм, пыталась защищаться я.

— Нет, подсовываете! — агрессивно настаивала Ираида.

— Так вы за этим собственно пришли, Ираида Васильевна? Чтобы меня предостеречь? — поинтересовалась я. Терпение моё уже было на исходе. Вот уж кому я совершенно не обязана давать отчёты, так это Ираиде Васильевне.

— Ну, разумеется!.. — удивляясь, что до меня всё так медленно доходит, возмущенно подтвердила дама.

— Тогда, считайте, пожалуйста, Ираида Васильевна, что вы меня уже предостерегли. Я вашу речь внимательно выслушала. Если вы не желаете приобрести марки, значки или статуэтку, то я вас больше не задерживаю, — сказала я и сердито отодвинула чашку.

Такое откровенное предложение, по-видимому, показалось Ираиде оскорбительным, и поэтому она снова открыла свой ярко-красный рот и без обиняков разъяснила, что она обо мне думает.

Ну вы, наверно, уже догадались, что ничего хорошего она обо мне не думала. Высказавшись и переведя дыхание, Ираида продолжила:

— И ещё раз обращаю ваше внимание!.. — рявкнула она. — Оставьте, наконец, мою дочь в покое! Вы, в компании со всем своим сбродом, толкаете Кристиночку в пропасть. А Кристиночке нужно самосовершенствоваться, ей нужно уединение, размышление. Вместо этого вы не только таскаете её на эти… пошлые джазовые концерты, но ещё и подсовываете ей всяческих прощелыг! И вообще… вы на неё очень плохо влияете!

Всё! моё терпение лопнуло. К сожалению, даже не иссякло, а именно лопнуло, — плотину моей сдержанности, наконец, прорвало.

— Знаете что, — сказала я Ираиде. — Я не разделяю вашей непонятной радости по поводу гибели маленькой беззащитной Чуни, к которой Кристина была так привязана. А после тех бездушных слов, которые я сегодня от вас услышала, я и вовсе не собираюсь оставлять Кристину в покое. А даже совсем наоборот! Торжественно обещаю, Ираида Васильевна, что при каждом удобном случае не только буду таскать Кристину на джазовые концерты и… всякие экзотические танцы под барабанный бой, — но и продолжу настойчиво знакомить её с самыми сомнительными типами. Если только, конечно, Кристина уже не помирилась с ветеринаром Петровым. Чего я, кстати, от души ей желаю!

Поправив съехавшую набок шляпу, Ираида исподлобья, в мрачной задумчивости взирала на меня. Наверное, она обдумывала особенно изощренную месть, выбирая лишь позицию, с которой можно нанести удар наверняка. В лавке царило зловещее молчание. Отступать мне, судя по всему было уже поздно, да и, честно говоря, некуда. Поэтому мне пришлось продолжать:

— А что если именно сейчас, в то время когда вы тут меня предостерегаете, ваша Кристина вместе с нашим общим другом-ветеринаром, как раз и направляется на джазовый концерт? Я так и представляю себе, Ираида Васильевна, как Кристина и ветеринар Петров, дружно взявшись за руки, радостно идут встречать розовый рассвет!

Да уж, кажется, на этот раз я завернула нечто совсем несуразное. Зато Ираиду моя тирада, наконец, проняла. Гостья даже задохнулась от возмущения и на миг потеряла дар речи.

— Да я… да я…

«Сейчас точно запустит в меня чашкой!» — в ужасе подумала я. Но вместо этого она завопила:

— Дайте мне жалобную книгу!!!

Да, тут уж ничего не попишешь… Как говорится: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Или, может, здесь будет уместнее сказать: «Любишь кататься, люби и саночки возить»? Даже не знаю. Мгновенно остыв, я послушно принесла Ираиде жалобную книгу. В конце концов, она тоже посетитель «Затерянных миров», а все наши посетители имеют право потребовать и получить жалобную книгу. Вот Ираида её и получила. А в моей душе бодрый, наступательный барабанный бой плавно перешёл в заунывный похоронный марш.

В карманах своей гигантской сумки Ираида мгновенно отыскала ручку. И пока она этой ручкой выводила в книге свою жалобу, лицо её приняло умиротворённое, даже трогательное выражение. «Меня тоже очень оживляет и успокаивает, когда я пишу для души», — невпопад подумала я. Лучше бы мне подумать о том, что умиротворение Ираиды скорей всего обернется для меня ещё большей неприятностью, чем её визит. Но что теперь поделаешь?