— А кто же ещё? — удивилась Валентина. — Да ты сама подумай! Во-первых, он женат; во-вторых, волочится за каждой юбкой. У него таких Лен, я думаю, в каждом ауле по нескольку штук. Аух! Она ведь, Люба, ко мне часто вот так поплакать приходит. Приходит и говорит: «Представляете, Валентина, Дэн вчера с Дашей, а сегодня с Машей…» — и в слёзы… Вот ведь какая дура! А всё равно жалко её!
— Так значит, этот ко… то есть Дэн соблазнил Лену?
— Не то чтобы даже соблазнил… У неё, видишь ли, при всей её дури всё же есть какие-никакие понятия и идеалы. И по-моему, она о своём Дэне в этом качестве вообще не думает. Потому что, если бы подумала, тут и всей любви конец! Ему, Люба, по моим представлениям, любить уже буквально нечем. Тут, конечно, ничего обидного нет: каждому возрасту — свои песни. Это всё нормально вполне. Но ведь дело совсем не в том, а в том, что, несмотря на все свои… объективные обстоятельства, голову-то Дэн ей всё-таки заморочил. Да ещё как заморочил-то, Люба! Аух! Лена ведь мне всё рассказывает, буквально всё. Такое горе одной не понести. Слушать она меня, конечно, не слушает, да хоть болью своей делится, душу свою время от времени выплёскивает, и от этого ей, бедной, как будто легче немного становится. Вот такие дела, Люба. Знаешь, что она мне тут недавно сказала? — «Как мне теперь жить, Валентина, когда у меня сердце разбито?»
— Но ведь этот… Дэн… он её всё-таки не соблазнил, — хотя мог ведь, наверное? Правильно я поняла? Да?
— Правильно. Так давай ему за это памятник поставим! Но ведь душу-то её наивную он всё равно соблазнил! Люба! Ну, неужели же непонятно?! Аух! Сердце-то у неё всё равно разбито!
Мы помолчали.
— Валентина, а можно я к ней пойду, к Лене, попробую поговорить?
— Не нужно. Ну что ты ей скажешь? — «Выброси его из головы!» Да ведь именно это простейшее действие ей никак и не даётся! Вот в чём дело-то, Люба.
Из кухни высунулась голова Кирилла, а потом показался и он целиком. Выглядел сценарист весьма необычно в длинном бесформенном застиранном фартуке.
— Всё! Говядину порезал и отбил, тушку курицы разделал, картошку почистил! — доложил он.
— Спасибо, дружочек, — сказала Валентина. — И чтобы я без тебя делала! Устал?
— Да… нет. Готов к дальнейшим подвигам.
— Вот спасибо, дружочек. Слушай, там у меня табуретка захромала и рама на окне скособочилась. Может, подправишь, а?
— Легко, — с энтузиазмом пообещал Кирилл. — А инструменты? Молоток, гвозди для начала…
— А ты возьми между дверями, дружочек. Ладно?
— Ладно.
Кирилл быстро нашёл нужные инструменты и снова удалился на кухню.
— Лену он даже не заметил! — сказала я, когда Кирилл ушёл на кухню. — Как всё-таки хорошо, Валентина, что у вас такая квартира просторная.
— Да, неплохо, — согласилась хозяйка. — А Лену как же он мог заметить, когда она в моём кабинете закрылась? Тем более, что она почему-то и всхлипывать перестала. Может, уснула?.. Аух! Пойду-ка, посмотрю. Ты посиди.
Валентина отправилась в «кабинет» и через несколько минут вернулась оттуда под ручку с Леной.
Лена суховато поздоровалась со мной. Лицо у неё было бледное и заплаканное, длинные белые волосы растрепались. На кухню, чтобы поздороваться с Кириллом, Лена заходить не стала.
— Я как раз уходить собралась, — сообщила она мне. — По поводу конкурсной работы про Андерсена я вам, пожалуй, завтра позвоню. Сегодня я не в настроении что-то. Завтра, хорошо?
— Хорошо, — согласилась я.
В прихожей Валентина очень тепло попрощалась с Леной и вернулась ко мне.
— Валентина, а Лена тоже будет участвовать в спектакле к вашему юбилею?
— Разумеется. Она будет играть Элли — юную, наивную особу с разбитым сердцем. По-моему, Элли должна выглядеть именно так!
Тут Кирилл снова высунулся из кухни и чистосердечно признался, что очень проголодался. Валентина отправила нас мыть руки, а сама быстро накрыла стол в гостиной, поставила на него заранее приготовленный салат оливье, варёные яйца и ветчину. Видимо, отбитое Кириллом мясо и разделанная курица предназначались для другого случая. Но и холодная закуска, приготовленная Валентиной, оказалась сытной и вкусной. Кроме того, сегодня хозяйка почему-то не ухаживала за нами насильно, и в наших с Кириллом тарелках царили порядок и гармония.
— Ах, жаль, Лену-то я совсем не накормила! Аух! — горестно всплеснула руками Валентина.
— Лена? А разве сюда заходила Лена? — удивился Кирилл.
— Да, — ответили мы хором.
— Но она куда-то очень торопилась! — добавила Валентина.
Мы запили холодное угощение горячим чаем с печеньем, и я подумала: «Как здесь всё-таки хорошо — тепло и уютно. Интересно, а где у неё кролики?»
И тут, словно прочитав мои мысли, Валентина сказала:
— Люба, пойдём, я тебе своих кроликов покажу! Да оставь ты эту посуду! Ты что думаешь, — я четыре тарелки сама не вымою, что ли? Аух!
Мы с Валентиной отправились в дальнюю комнату смотреть кроликов, а Кирилл — на кухню доделывать раму. По его словам, ему осталось вбить всего один гвоздь.
Кролики