Роман также более широк географически и социально, рисуя в трех своих частях быт и людей дворянских, и помещичьих усадеб на Фюне, экзотически-суровую и прекрасную природу Халлигенских островов, где «женщины носят только все черное», а мужчины богобоязненны, упорны и терпеливы, наконец, пеструю городскую жизнь Копенгагена с людьми самых различных типов: гулящих и высокоморальных женщин, добропорядочных ремесленников, комически обрисованных слуг и горничных, комедиантов и музыкантов, честных и нечестных чиновников и дворян. В книге присутствует и историческое измерение: в ней показано, как изменялась Дания с течением времени от эпохи крепостничества и абсолютизма через реформу сословной системы к более демократическому устройству, оформление которому дают постепенно совершенствующиеся законы. Самое замечательное, что Андерсен показывает положительные изменения, не прибегая к политическим терминам и риторике, а следуя не раз им заявленному главному принципу рассматривать лес не с птичьего полета, а снизу — от корней и травы.
Роман обладает по-своему изящной композицией, ему свойственна увлекательная интрига, а побочные сюжетные линии логично поддерживают главную. Так, например, она сопровождается мотивом отношений старой баронессы и ее внука Хермана, которого старая Доротея не привечает: для нее он плод ненавистного в любом виде насилия — ведь, насколько она знает, он родился от итальянского разбойника, изнасиловавшего ее дочь во время поездки молодых супругов в Италию. Не мешает развитию действия и фигура камер-юнкера, более комментирующая происходящее, чем самодостаточная. То же можно сказать и о появляющейся в нескольких эпизодах комичной и жалкой фигуре шарманщика, отца Элизабет. Его образ, по-видимому в согласии с первоначальным замыслом, только намечен.
Что касается главной незамысловатой идеи романа, то она подразумевается в расшифровке его названия, о чем говорилось выше. Доротея прямо формулирует ее в словах, обращенных к Херману в финале. К этому времени она уже убрала из потайной комнатки орудие пытки, но не простила старого барона: «это свыше ее сил»; просто крепостническая эпоха ушла вместе с ее символом, королем Фредериком VI (это на его похоронах Элизабет ушибла коленку), как вскоре уйдет из жизни и сама Доротея. Оставлять в усадьбе «деревянную кобылу» нет смысла. Баронесса говорит Херману:
«Мы все только горсть земли. Одна горсть завернута в бумагу газетную, другая — в позолоченную. И не след горсти праха гордиться своей позолотой. Благородство есть в каждом сословии. Но оно в умах, а не в крови, которая у всех одинакова».
Тем не менее баронесса Доротея вручает новобрачным, Элизабет и Херману, очень своеобразный подарок, который просит развернуть лишь тогда, когда они окажутся в своей восстановленной усадьбе одни. Этот памятный дар — деревянная ложечка, вырезанная из доски, которой было оснащено орудие пытки.
«Две баронессы»[241] многие критики и почитатели творчества Андерсена считают лучшим его романом. Во всяком случае, он выигрывает по сравнению с остальными стройностью своего построения. И прямой противоположностью ему в этом отношении является вышедший через девять лет роман «Быть или не быть», уже своим названием претендующий на философичность.
В середине XIX века умы просвещенных датчан серьезно занимали вопросы веры и науки, религии и философского материализма, которые обсуждались в связи со ставшими популярными в Германии (а значит, несколько позже и в Дании) работами Людвига Фейербаха «Сущность христианства» (1841) и Давида Фридриха Штрауса «Жизнь Иисуса» (1835). Друживший с Эрстедом Андерсен внимательно и с одобрением читал его двухтомное философское сочинение «Дух природы» (1850), в котором утверждались единство природы как живого организма, разносторонне связанного с человеческой деятельностью, и концепция человека как части природы, подчиняющейся ее законам. В ноябре — декабре 1855 года, заинтересовавшись вслед за Ингеманом и Хаухом современными течениями мысли, Андерсен посещает направленные против материализма лекции датского физиолога и зоолога Даниеля Фредерика Эшрихта (1798–1863). В письме Ингеману от 31 декабря 1855 года писатель сообщает: «Я собираю материал для своего нового романа, мне нужно усвоить и уяснить для себя очень многое. По этому случаю зимой я с удовольствием послушал лекции статского советника Эшрихта, который вдохновенно и горячо выступал в них против „материализма“. К сожалению, последний укоренился в Германии, а оттуда его занесло и к нам».
Чуть ранее, 27 декабря, Андерсен несколько подробнее писал о своей новой книге Хенриетте Вульф: