Андерсенам - Ура!

— Это ничего не значит. Я, как видишь, работаю!

— Я-то думала, мы пойдем в сад, хоть развлечемся чуть-чуть.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, позагораем. Отдохнем.

— Отдохнем? Ты серьезно считаешь, что я могу греть на солнце бока, когда не подстрижены газоны, кусты в живой изгороди торчат в разные стороны, когда машина... Эрик ее вымыл?

— Он вчера ее мыл.

— Вчера, вчера. Машину нужно мыть каждый день. Уж это-то он мог бы делать. А где он, кстати?

— Погулять пошел.

— Он наверняка у Андерсенов, — проговорил Хермансен и снова начал считать.

— Я сама ее вымою, — сказала она и пошла было к двери.

— Нет уж, спасибо, я не желаю, чтобы соседи говорили, что я заставляю свою жену... Подстриги луч ше живую изгородь.

— Она мне надоела. Кусты все растут и растут.

— Растут! Тоже мне аргумент. Что же им, не расти?

— Ну и пусть бы росли на здоровье, — в сердцах сказала фру Хермансен.

— Вот уж верно. Пусть растут! Пусть все зарастает. Кусты, сад, чтобы все стало как у Андерсенов! — Он злился все больше и больше. Упоминание об Андерсенах словно пробудило дремлющий огонь в душе. — Что бы вышло, если бия рассуждал таким же образом? Видишь эти приходо-расходные книги? Так мне бросить их и, потакая твоим прихотям, идти в сад пиво пить?

— А тебе вовсе не нужно так надрываться и брать дополнительную работу. Прекрасно проживем и на твою зарплату.

Он принялся расхаживать по комнате. Комната была большая — комбинированная гостиная и столовая с кожаными креслами и дорогой стильной мебелью. Каждая вещь, на которую падал взгляд, мгновенно вызывала в памяти бесконечные столбцы цифр.

— Может, ты забыла, что мы почти все взяли в рассрочку? Дом, мебель, машину...

— Мог бы ездить на автобусе.

Это ошеломило Хермансена.

— На автобусе? — с трудом выговорил он. — Ты полагаешь, что я должен ездить на автобусе?

— Или вместе с кем-нибудь на машине. Ведь все равно всем вам ехать в одно и то же место.

— Я должен ходить и упрашивать коллег и соседей, чтобы меня подвезли? Этого ты хочешь?

— Если продать автомобиль, долгов не будет. И те бе не придется так много работать.

— Я не жалуюсь, что много работаю.

— Да и машиной-то мы как следует не пользуемся. Даже на выходные никуда не ездим!

— А почему? Потому что я должен работать, что бы свести концы с концами.

— Если бы у меня были права, то...

— То что?

— То я могла бы куда-нибудь выезжать.

— Ты знаешь мое отношение к этому, — холодно сказал он. — Знаешь, что исключительно из соображений твоей безопасности... — Тут раздался звонок, и Хермансен был рад, что разговор прервался. — Это фру Сальвесен. У нас заседание комиссии по антеннам.

— А я думала, по гаражам, — сказала фру Хермансен и пошла открыть дверь. Муж стоял, прислушиваясь к ее шагам; в последних словах он уловил оттенок сарказма, которого не хотел бы слышать...

Открыв дверь, фру Хермансен увидела фру Сальвесен, которая раздувала ноздри и, казалось, делала стойку, как пойнтер.

— Чувствуете запах?

Фру Хермансен с озадаченным видом обернулась к своей кухне.

— Смотрите! — фру Сальвесен показала на сад Андерсенов.

Над зеленой листвой вставало симпатичное облако дыма. Доносились песни и шум.

— М-м-м! Чудесно! — Фру Хермансен потянула воздух носом и, чтобы позлить фру Сальвесен, добавила невинным тоном: — Просто слюнки текут!

— Они теперь стали готовить в саду! Ток отключили!

Она была явно возбуждена. Это, кстати, ей очень шло. На щеках появился румянец, в глазах — нервный блеск. Кроме того, она надела новое платье, хотя и собиралась вроде бы всего лишь на обычное заседание.

— Я должна поговорить об этом с вашим мужем! — она вошла в дом, а фру Хермансен осталась стоять на пороге.

Вблизи слышался лязг садовых ножниц. Это Сальвесен подстригал кусты. На щеках фру Хермансен тоже появился намек на румянец, когда она подошла к своему соседу, держа в руках ножницы.

— Добрый вечер! — увидев ее, Сальвесен просиял и заулыбался.

— Привет, Сальвесен! — весело сказала она. — Ну что, стрижем потихоньку?

Сальвесен вытер пот со лба.

— Да вот, все стригу и стригу. На работе чужие купоны стригу целый день. А здесь кусты.

Они продолжали стричь живую изгородь каждый со своей стороны. Сальвесен поднял отрезанную ветку и стал ее рассматривать.

— Жаль. Красивые ветки. И как они успевают за неделю настолько вырасти...

— Никогда не задумывалась над этим, — сказала фру Хермансен.

— Приятно смотреть, как все наливается и растет. Я поэтому и радовался, когда мы получили этот клочок земли. Что ж, думал я, по крайней мере, ты хоть будешь видеть, как жизнь вокруг пробивается. Но здесь расти ничему не дают. Все обрезают.

Он был высок и худощав, с крупными, сильными кистями рук. Фру Хермансен украдкой бросила взгляд на его руки, бережно державшие зеленую ветку, но почему-то никак не могла посмотреть прямо в глаза, хотя и чувствовала, что он глядит на нее.

— Мне тоже кажется, пусть бы росли. Я как раз сказала мужу... — на секунду она остановилась, думая, не рассказать ли о сцене, которая только что была, но потом оставила эту затею.

— Моя жена сейчас у вас? — спросил Сальвесен.

— У них же заседание комиссии.