Андерсенам - Ура!

— Я не хочу думать ни о ком из них! — только риза помешала ей выругаться. В ту же минуту молния ударила в электропроводку, и свет погас. Не впервые фру Хермансен лишали света, но на сей раз она так громко выругалась, что Аяксен подскочил.

— Не беда, — успокоительно сказал Сальвесен. — Можно и без света.

Более ошибочного мнения он высказать не мог. Для торжества в убежище это обстоятельство имело решающее значение. И если «Билли Дилли» не имели того успеха, на который рассчитывали, то по причине рокового выключения тока. Они только начали свой первый номер — песню, весь текст которой состоял, в общем-то, из трех слов: «аи лав ю». Тонкое психологическое чутье подсказало Хермансену, что этот блестящий номер нужен перед его речью, чтобы поднять настроение. Как всегда, он думал главным образом о детях и о молодежи. И все убеждало его в том, что он по-прежнему хорошо знает свою публику. Уже с первых строф начались истерические выкрики молодежи. Но зал внезапно погрузился в кромешный мрак, и заглохли звуки со сцены. Оказалось, что, когда ток исчез, пение и звучание электрогитар потеряли многое из своей магической силы. В сущности, выступление потонуло в тревожном шуме, который не уменьшился и когда Хермансен сообщил, что отсутствие света объясняется техническими неполадками, возникшими из-за грозы.

Убежище как раз и было рассчитано на подобные катастрофические ситуации; сразу же вспомнили о спецоборудовании, и в зале стало более или менее светло от шести сильных фонарей, горевших в разных местах. И все же кое-кто испытывал неприятное чувство оттого, что находится в этом помещении, хотя Хермансен и уверял, что все могут быть совершенно спокойны: над ними крыша из армированного бетона метровой толщины, которая может устоять против бомб значительного веса, а само помещение находится на шестиметровой глубине под поверхностью земли.

Ничто не помогало, настроение вконец испортилось, «Билли Дилли» отказались петь без электричества, и Хермансену пришлось досрочно качать вступительную речь.

Момент был выбран более чем неудачно. Публика еще не пришла в себя, иные прислушивались скорее к раскатам грома, которых и не было почти слышно, чем к речи Хермансена, отличавшейся, как всегда, ясностью и четкостью.

Поскольку торжество было юбилейное, он вначале сделал обзор достижений. Сказал о гордости правления тем, что здесь, на пустом месте, возникло счастливое общество, поселок, состоящий из шестидесяти семи жилых единиц, шести тысяч четырехсот тридцати восьми квадратных метров жилплощади. За прошедшие пять лет разбито восемнадцать тысяч четыреста пятьдесят квадратных метров газонов, четыоеста двенадцать метров садовых дорожек, посажено триста восемьдесят пять метров живой изгороди и восемьсот пятьдесят квадратных метров цветочных клумб с однолетними и с многолетними декоративными растениями. Разрешен ряд других важных вопросов, в частности, правление нашло окончательное решение проблемы собак...

На торжественном собрании не хотелось подробно касаться тех проблем, над решением которых билось правление. Правда, он отметил возмутительный факт, когда отдельные лица относятся негативно к творческому и позитивному труду, который совершается во имя того, чтобы обеспечить всем счастливый очаг и уют, но подчеркнул, что поселок не является здесь исключением, ибо в каждом коллективе всегда находятся лица, пытающиеся нарушить дух солидарности в общности, безответственные раскольнические элементы, которые, исходя только из своих интересов, порываются принизить успех, благосостояние и счастье других.

— Мы знаем, кто эти раскольники, — сказал он, — я не хочу называть имен, и правление делало все возможное для установления ответственного и конструктивного сотрудничества, но тщетно. Эти люди сами поставили себя вне общества и будут находиться вне его до тех пор, пока не научатся уважать принятые демократические правила.

И тут он перешел к собственно торжественной речи.

В зале давно воцарился порядок, и речь протекала без каких-либо помех. Мешала только взобравшаяся на сцену маленькая девочка в белом платье и с шелковым бантом в волосах, с букетом в руке — младшая дочка Андерсенов.

По-видимому, она поняла, что грустное, подавленное настроение дома объясняется тем, что гости не пришли, и с бесстрашной детской верой в свои силы отправилась в путь, чтобы все уладить. Промокшая до нитки, она стояла на сцене, глядя на сидящих внизу, в полумраке. Бросила она взгляд и на Хермансеиа. Тот сделал паузу, подумал, что эта девочка пришла, дабы вручить ему цветы, но, сообразив, чей ребенок перед ним, продолжил свою речь. Малышке хотелось что-то сказать, но она не могла вставить и слова — Хермансен говорил без умолку. Девочка заплакала и побежала к выходу.