Андерсенам — ура!

— Я тоже считаю, что венчание уместнее в церкви, но в этом вопросе Андерсен и его невеста непоколебимы. И я не мог возражать. Ведь я впервые свершаювенчание в нашей новой общине.

— Ну, пусть бы они зарегистрировали свой брак по-граждански, без шума! — сказала она через несколько дней, идя вместе с фру Лейвестад и фру Рошер-Теодорсен в кооперативный магазин. — А то венчание! Использовать церковь подобным образом аморально, и я не понимаю, как пастор мог согласиться!

— Ему ничего другого не оставалось, — высказала свое мнение фру Рошер-Теодорсен.

— Мой муж только вчера сказал: голос совести должен быть сильнее холодных параграфов закона.

Фру Лейвестад, не интересовавшаяся церковными делами, ничего на это не ответила. Ее куда больше занимало то, что фру Андерсен будет в белом подвенечном платье.

— Я сама была в белом, — с некоторой горечью произнесла она.

— В белом? — спросила фру Рошер-Теодорсен, которая, увы, бракосочеталась в ратуше.

— Да, и я имела право быть в белом, хотя мы были обручены целых три года. У него даже была своя квартира. Не всегда было легко!

— И такой чудесный муж!

— Тут завидовать нечему, — сказала фру Сэм, которая была самой старшей из троих.

— Да, теперь нечему, — согласилась фру Лейвестад. — Но тогда все было иначе. Я помню, как однажды мы были в горной хижине.

— Расскажите! — фру Рошер-Теодорсен переложила сумку в левую руку, чтобы идти совсем рядом. Но она была слишком уж настойчива.

— Это неважно, — ответила фру Лейвестад и вцепилась в маленькую девочку, направляющуюся к калитке Андерсенов.

— Вы можете, во всяком случае, утешать себя тем, что имели право быть в белом, — сказала фру Сэм, когда ребенок перестал плакать.

— Право, право! — несколько грустно произнесла фру Лейвестад.

И фру Рошер-Теодорсен тоже стало грустно. Наверное, оттого, что она молодая, а муж на пятнадцать лет старше. Он был такой здбровый и сильный, когда была свадьба. Теперь он стал еще здоровее: каждый год приходилось покупать костюм на номер больше. Она прочитала в какой-то книге, что это может быть результатом плохого обмена, но сама-то считала причиной сидячую работу в банке. Оттого Рошер-Теодорсен беспрестанно занимался физическим трудом, работал или в подвале, или в саду, чтобы держать себя в форме. Еще он делал гимнастику по утрам и по вечерам и валился в постель смертельно усталый. По ночам фру Рошер-Теодорсен часто лежала с открытыми глазами, думая, как все было чудесно в первое время. Муж говорил так много ласковых слов, как их забудешь. Обычно он говорил, что она инструмент, на котором он играет. Теперь она часто плакала по ночам, потому что он этого больше не говорил и потому что засыпал так быстро. В последнее время фру Рошер-Теодорсен часто думала и об Андерсене. Вот простой чернорабочий, а руки у него очень красивые, с длинными пальцами. А от его игры на аккордеоне, доносившейся из сада, возникало какое-то странное чувство…

Вошли в магазин. У одной из касс стояла фру Хермансен с полной сумкой.

•— Я оставлю здесь сумку ненадолго, только забегу к Андерсенам.

Сказано это было так громко, что все слышали. А ведь утром в большом магазине самообслуживания было полным-полно.

Возможно, фру Хермансен сказала так с умыслом. Дело в том, что несколькими днями ранее каждая семья нашла в почтовом ящике конверт, в котором содержалось торжественное приглашение, напечатанное золотыми буквами: «Хильдур Софи Эвенсен и Карл Альфред Андерсен имеют честь пригласить вас на бракосочетание 20 июля в 18 часов. Бракосочетание имеет быть в саду».

В доме Андерсенов царила полная неразбериха. Повсюду возились рабочие, Эрик и два столяра ломали перегородку. Гостей пригласили столько, что большая комната всех вместить не могла.

Сам Андерсен стоял у зеркала в маленькой комнате и следил за тем, чтобы все шло своим чередом. Он примерял полуготовый фрак; портной, ползавший на коленях и проверявший длину брюк, изо всех сил пытался поскорее закончить работу, ибо Андерсен ни минуты не мог постоять спокойно.

— Нет, нет, не так, шевели мозгами, когда ломом работаешь! — кричал он Эрику и подкладывал чурбан под лом; пятидюймовый крюк выскакивал, издав скрипучий звук. — К лому тыща подходов. Каждую доску нужно отрывать по-своему.

— Я никогда этому не научусь, — стонал Эрик. С него ручьями тек пот, руки были ободраны.

— Чепуха. Станешь постарше — и мы сможем работать вместе. Откроем свою фирму. Строительный подрядчик может обанкротиться, но кто сносит дома, тот может и все выиграть, а терять ему нечего!

— Недурная идея, — с надеждой в голосе проговорил Эрик.

— Ты не можешь себе представить, что попадается за старыми стенами! Наворованные вещи, любовные письма, а однажды мы нашли скелет.

— Скелет? — закричал вошедший Рогер.

Оба столяра отложили инструменты и подошли поближе, чтобы послушать. Никто не заметил вошедшую фру Хермансен.

— Скелет женщины, — продолжал Андерсен, колотя по дверному косяку.

— А как ты узнал, что он от женщины?

— У него широкие бедра.

— Врешь! — удивилась Сильви.