Андерсенам — ура!

Хермансен опаздывал. Он был одним из немногих, кто накрывал чехлом свою машину. Его элегантный «рамблер» был в чехле из черного шелковистого нейлона. Хермансен на минуту остановился, рассматривая изящные очертания машины, угадывавшиеся под тонкой облегающей тканью. Потом осторожно отвязал тесемки под передним бампером, и чехол стал медленно сползать вниз. Хермансен нежно провел под ним рукой и ощутил дрожь в пальцах, когда коснулся гладкой полированной поверхности крыла. Потихоньку повел рукой дальше, по капоту, и тут же почувствовал приятно твердую выпуклость левой фары На секунду замер, потом быстрым движением дернул чехол. Весь передок теперь оголился. Хермансен не был уверен в том, что сам потянул чехол дальше, но черный нейлон медленно пополз вниз и улегся на земле. Вот она, его машина. Стоит. Сверкает лаком. Средоточие совершенных линий и потенциальной силы. Фру Сальвесен взяла чашку кофе, вышла на балкон и, сев в укромном уголке за ящиком с цветами, наблюдала за Хермансеном. Незаметно улыбнувшись, она окунула кусочек сахара в кофе и пососала. У нее были медно-красные волосы и почти совсем белая кожа. Хермансен сложил чехол. Медленно, чуть колеблясь, пошарил в кармане, ища ключ, но, когда вставлял его в замок и открывал дверцу, движения были уже спокойными и властными.

Прежде чем сесть в машину, он взял щеточку и смахнул пыль с подметок. Тяжело ворочаясь, устроился на сиденье. Машина мягко и пружинисто качнулась, потом двинулась вперед.

Хермансен успел проехать всего метров двести, когда перед ним появилась курица Андерсена. Она семенила прямо по асфальту. Увидев перед собой сверкающее чудовище, вытянула шею и склонила голову набок. Потом вдруг круто повернулась и бросилась бежать. Воспоминания и мрачные предчувствия метались в курином мозгу, сливаясь в абстрактные мазки. Она не впервые убегала от неизбежного, но на этот раз ей не хотелось, чтобы ее догнали; ее ожидало не бурное и страстное хлопанье крыльев и стук петушиных шпор, а светло-желтое чудище, скрывавшее под капотом восемьдесят лошадиных сил, и целеустремленный Хермансен, вцепившийся в руль. В смертельном страхе она закудахтала.

Хермансен вышел из машины и поднял мертвую курицу за ногу. Перья еще подрагивали, маленькие красные капли стекали с клюва и падали на темный асфальт.

Он заметил почтовый ящик Андерсенов — покрашенный красной краской ящик из-под маргарина. С глухим стуком курица шлепнулась на дно. Когда Хермансен садился в машину, в почтовом ящике еще что-то дергалось, но потом все стало тихо.

Он встретил своего соседа и коллегу, мужа фру Сальвесен. Несмотря на свой сильный характер, ей не удалось убедить его в том, что им необходимо купить автомобиль. Он был с юга и со свойственным южанам упрямством, исключающим всякую фантазию, прекращал разговоры о покупке машины одной и той же фразой: «Я люблю ездить на велосипеде».

Он весело зазвонил, когда Хермансен обгонял его, и тот ответил коротким гудком. Двадцать минут спустя Хермансен снова услышал раздражающий велосипедный звонок. Это было уже на дороге, ведущей в Осло и забитой сейчас бесконечной очередью автомашин. Хермансен увидел только спину Сальвесена, удалявшегося между блестящими крышами машин. Сам он проезжал лишь по нескольку метров и опять останавливался, потом двигался на несколько шагов вперед и снова ждал. Он страшно нервничал. Из-за происшествия с курицей приходилось опаздывать. Секундное чувство удовлетворения уступило место тяжелой, серой усталости. Ну вот, теперь и машину поставить негде!

Пять минут десятого он вошел в банк. Посетителей еще не было, но коллеги уже сидели на местах. Это были его соседи, он видел их каждый день дома, в поселке. Их, и никого другого.

Сев наконец на место, Хермансен долго отдувался, глядя на зарешеченное окошко кассы. Машину пришлось поставить у самого Брискебю, а потом бежать к банку через весь Дворцовый парк. Отдышавшись, он отпер ящики и достал свой личный гроссбух. Здесь были все контракты на рассрочку, оплаченные и неоплаченные счета, сроки всех платежей. Просматривать все это ему почти не требовалось: все в голове — расходы, доходы, кроны и эре. Борьба между дебетом и кредитом была в его жизни элементом героики, и в этой борьбе он не упускал из виду ни одной детали сражения. Перед ним ровными пачками лежали деньги. Хермансену не хотелось обладать ими, он никогда не забавлялся мыслью о том, что стал бы с ними тогда делать.

Хермансена занимало другое. Он достал карточку футбольной лотереи на эту неделю и аккуратно вывел на ней свою фамилию и адрес. Перед внутренним взором возникла картина — светло-серый автоприцеп с небольшими окнами и плавным ходом. Хермансен почти чувствовал мягкость его рессор, глядя в боковое зеркало. А через лобовое стекло виделся неясный ландшафт, мерцающее море и, кажется, пальмы. Рядом сидела не жена, а кто-то другой, хотя он добросовестно пытался представить себе именно жену; но рассмотреть удалось лишь туманные очертания профиля, оказавшегося настолько знакомым, что это заставило сердце биться сильнее.