Анди. Сердце пустыни (СИ)

— Сумрачная богиня, — потрясенно вымолвил сосед слева. Правый, похоже, впал в горячечное забытье и слабо понимал, где находится и что с ним. Стоял, покачиваясь, как пьяный, и Анди со страхом ждала, что мужчина вот-вот упадет. Хорошо, если замертво. А если нет? Надсмотрщики могли помочь уйти за грань, забив плетками, чтобы не тащить полумертвого до храма. Пусть они все здесь были полутрупами, но откровенную падаль подсовывать богине жрецы опасались — женщина все-таки. И потому их всех сегодня окатили водой, выдали чистые, по колено рубахи. Правда через пару часов унылого марша по городу вонь вернулась, а рубашки уже не были такими чистыми — несколько раз упавшие роняли товарищей в пыль мостовой, но жрецов это мало волновало. Им тоже было жарко и хотелось поскорее нырнуть в прохладу храма, а тут очередная задержка.

— Ах ты!

Лицо жреца было багровым от злости, за спиной низкорослого, одетого в белую рясу служителя культа, маячили не менее злые надсмотрщики. В отличие от жреца они были одеты лишь в широкие штаны, и черные, смазанные маслом тела красиво блестели на солнце. В случае драки масло помогало выскальзывать из захвата противника, а бои на кулаках фильганцы почитали даже больше, чем милость богини.

Анди напряженно сглотнула, замерев при виде плеток. У некоторых на концах были приделаны металлические пластины, оставлявшие глубокие раны на коже.

Спина заныла, вспоминая боль от ударов. Цепь натянулась. Соседи тоже помнили и теперь сдвинулись, оставляя Анди одну, в окружении тесно прижавшихся дерхов.

— Троглодка! — выплюнул жрец. Сбросил капюшон, подставляя солнцу гладко выбритую голову. Надсмотрщики неодобрительно нахмурились, сдвинулись ближе. — Чем их приманила, ведьма?

Шагнул, протягивая руку, чтобы выдернуть девушку из окружения дерхов, но черный предупреждающе оскалился, остальные поддержали низким, вымораживающим рычанием. Один из фильганцев что-то тихо сказал жрецу. Лицо того перекосила гневная гримаса, но руку он убрал. И даже за спину спрятал.

Потребовал:

— Прогони их, девка. Живо. Пока на тебя не обрушился гнев богини.

До богини еще дожить надо, — здраво рассудила Анди. Да и зачем ее жизнь сумрачной, если той нужна смерть? Еще, желательно, не одна.

Помотала головой. Жрец разъяренно зашипел. Поднял руку, посмотрел вниз, передумал, опустил.

— Да падет на тебя проклятие сумрачной, отступившая! — завопил, разбрызгивая слюну и мгновенно впадая в религиозный экстаз. Анди видела уже такое на рынке, где ее продавали. Жрец тогда остановился перед красивой высокой женщиной, что-то потребовал, та испуганно отказалась, и тогда он завыл, затрясся, выбрасывая руки в стороны и выплевывая проклятия. Побелевшую от страха женщину увела стража. Что с ней было дальше, Анди так и не узнала. Ее как раз купил жирный старик с длинной тощей бороденкой, масляными глазенками и дурным запахом изо рта. Как он орал, когда она его укусила! И сразу передумал покупать. Потом, правда, ее избили и не раз, пока она не оказалась в рядах детей богини… Но лучше смерть, чем тот жирнюк, что сразу полез щупать ее грудь.

Спины снова заволновались, и сквозь ряды рабов протиснулись двое. Слишком белокожие для местных, а одеты — смех один. У мужчины головной платок вместо подобающей благородному мужу формы повязан на пиратский манер, а второй, постарше, ухитрился надеть женскую рубашку. Только чужак мог перепутать вышивку на них.

— Вот вы где, поганцы, — с облегчением выдохнул чужак на аргосском. Поднял взгляд выше, и Анди похолодела — в непривычных серых глазах стыла угроза, и она испуганно опустила взгляд.

Жрец среагировал первым. Повернулся к незнакомцу, спросил с раздражением:

— Ваши звери?

— Наши, — кивнул тот, кто постарше, вытирая уже успевшим промокнуть платком пот с лица.

Жрец оживился, явно предвкушая пополнить ряды детей богини. В Хайде и за меньшее отправляли в храм на закате. Даже существовала пословица «Вот переживем закат, там и решим». А тут до заката всего ничего… И кто-то посмел задержать детей…

Но тут его взгляд зацепился за выглянувший из-за распахнутой куртки медальон. И лицо жреца разом поскучнело.

В Хайде умели лавировать между выгодой и религией, придерживая одних и беря под защиту других. Потому всем важным для правителя иностранцам выдавали особые жетоны. И решать их судьбу, судить или казнить мог только высокий диван.

Жрец стиснул зубы — жертва уходила безнаказанной, но ничего он сегодня попросит богиню послать двум неверным черную заразу.

— Забирайте, — приказал, махнув рукой на зверей.

Развернулся, посчитав инцидент исчерпанным. Дальше надсмотрщики сами разберутся. И даже если девчонка не доживет до храма, не велика потеря. Все равно одни кости остались.

Но запнулся о слова неверного:

— Тут такое дело, уважаемый.

Говорил тот, который старше. Жрец слышал о глупой традиции чужаков позволять доверенным слугами иметь голос впереди хозяина. А что это был именно слуга, сомнений не было — жетон блестел на груди второго.