Анди. Сердце пустыни (СИ)

Закат наступал быстро, заливая багрянцем пески. Потянуло прохладой, и Жарк воспрял духом. Засуетился, обустраивая лагерь. Достал из повозки дрова, развел костер, повесил котел. Крупа, валяное мясо, приправы, и скоро над песками поплыл аромат похлебки.

Наемник с Ирланом занимались верблюдами и мулами, девчонка готовила еду дерхам, и те, проголодавшись, приплясывали вокруг нее.

Закат буйствовал, над головой небо из остро-лазурного переходило в розовый, постепенно краснея до дикого багрянца, а за спиной уже собиралась тьма, готовясь обрушиться на пески.

— Красота, — объявил, вернувшись из похода за бархан Жарк, — аж за душу берет. Был бы художником, рисовал бы лишь закаты в пустыне.

Анди хмыкнула, но посмотрела благосклонно — похвала пустыне была ей приятна.

— Далеко только не отходи любоваться красотами, — предупредил Орикс, присаживаясь на седло у костра, — а то тут змейки любят ползать. Один раз цапнет — ничего, а вот если второй, даже через тридцать лет, верная смерть. Кости внутри растворятся, превратившись в желе. Так что под ноги смотри чаще. Хотя… у них чешуя желтая, на песке не видно.

Жарк замер. Сглотнул. Опустил взгляд себе под ноги. Осторожно, ощупывая взглядом уже плохо различимый в сумерках песок, шагнул к костру.

В сотый раз проклял пустыню, поездку и себя, глупого.

— Чашля пуглива, сама не нападет, — произнесла Анди, и Жарк взглянул на нее с благодарностью — от сердца отлегло.

— Но любопытна, — парировал наемник, — любит выползать на шум.

Жарк помертвел и поклялся — никуда больше в темноте не ходить. Лучше потерпеть.

От песков потянуло холодом, Жарк надел халат, потом закутался в накидку. После целого дня на жаре его начала бить дрожь, и холод казался обжигающим.

— Жуткое место, — ворчал он, подсаживаясь к самому огню, — днем жара, ночью холод такой, что зубы сводит.

— Зато звезды какие, — Ирлан поднял лицо к небу. Там сверкающим куполом раскинулось ночное небо. Бархатная темнота жила миллиардами огней, сверкала сгустками туманностей, завораживала чуждой красотой. Мозг не мог вместить в себя это величие вселенной, как и понимание того, какое расстояние их разделяет.

— Звезды, тьфу, — не согласился с ним Жарк. — Какая с них польза? Солнце греет, луна светит, а звезды? Мерцают себе без толку.

— Не скажи, — проговорил Орикс, — звезды — это души, попавшие на небо, и светят они умершим, чтобы те не потерялись по дороге или не попали в лапы дахсам — темным духам, которые караулят в темноте между звезд. И если станешь долго смотреть на звезды, можно приманить одного. Он вселится в тебя, и ты станешь одержимым.

Ирлану вспомнилось, что троглодка точно так же рассуждала о звездах. Значит, верование о небесном пристанище душ широко распространено в Бальяре.

Он запрокинул голову, пытаясь вобрать в себя огромный, мерцающий мир. В пустыне тот был гораздо ближе, чем на родине, а сами звезды казались ярче, крупнее. Они притягивали взгляд, настраивали на мистический лад. Ирлану и самому теперь казалось, что за каждой точкой действительно прячется чья-то душа, а не мертвый кусок камня.

— Проклятым? — уточнил он, пытаясь связать местные верования с Аргосскими

— Не, — помотал головой наемник, — проклятые — это другое. Одержимые с виду обычные люди, только чудят иногда. Могут убить кого-нибудь, если дух им прикажет. А еще они говорят на разные голоса. Видел одного такого на рынке. Ему задать вопрос, он тебе ответит, не размыкая губ.

— Дикари, — пожаловался костру Жарк, — звезды — это сгустки пламени, вроде нашего солнца, только очень далеко, а говорить, не размыкая губ, могут чревовещатели. К нам приезжал один с цирком. У них голос из живота идет.

Орикс недоверчиво прищурился. Налил себе в кружку еще чая из котелка. Помолчал, потом спросил:

— Зачем тогда так много солнц? Кому они нужны?

— Откуда я знаю? — раздраженно дернул плечом Жарк, поправил сползшее покрывало.

— Вот видишь, — наставительно произнес Орикс, — не знаешь. А я знаю, что это пристанище душ. Нас много, потому и звезд столько, что не сосчитать. Или будешь спорить с тем, куда мы уходим, когда умираем?

Жарк недовольно завозился, в теологических спорах он был не силен и сейчас с досадой искал доводы для упрямого дикаря.

— Не все туда уходят, — возразила Анди, добавляя: — Кто-то станет песком.

Зачерпнула пригоршню, пропустила сквозь пальцы. Падающие песчинки заиграли в свете костра.

— Я лучше на небо, –заявил Жарк, отодвигаясь от троглодки, — чем в вашей пустыне носиться безмозглым песком.

— Это честь, — вступилась за свою богиню девушка.

— Конечно-конечно, — с кислым выражением согласился слуга, ни разу не поверив.

Анди с закаменевшим лицом встала, забрала котелок с остатками еды и направилась в сторону ближайшего бархана.

— Что это она? — заволновался Жарк, которому от брошенного на него взгляда девушки стало не по себе, и в голове зароились подозрения.

— Пошла умилостивить пустыню, чтобы она не прогневалась на твои слова и не наслала на нас погибель, — пояснил Орикс, невозмутимо потягивая чай.

Жарк побледнел.