Верхний Перевоз был небольшим городом в центральной части Аргоса. Не слишком близко от столицы, но и не слишком далеко, чтобы считаться совсем уж захудалой дырой. Богатые охотничьи угодья, река, озера, сосновые боры и березовые рощи привлекали аристократов, а проходящий по окраине торговый тракт делал это место привлекательным и для простых людей. Пара-тройка таверн, гостиница, лавки, рынок и даже модная ресторация с отличным кофе и пирожными обеспечивали городу репутацию милого местечка. И потому в округе насчитывалось около трех десятков усадьб разного уровня дохода их хозяев, кирпичный заводик, стекольная мастерская и с десяток ремесленных заведений.
Верблюдов здесь если и видали, то по большим праздникам, когда в город приезжал цирк. Троглодов цирк не привозил. И потому их шествие под ошалелыми взглядами едва проснувшихся горожан — даже верблюды, ощутив внимание к себе, приняли величественный вид — сопровождалось хлопками открывающихся створок окон, топотом выбегающих на улицу людей и возгласами:
— Смотри, соседка, девчонка. Лысая!
— Бритая она, слепая ты! Коса вон болтается. А кожа-то… Точно свекла.
— Сама ты свекла! Как кирпич. И в узорах… вот же страсть!
— А рядом мужик-то! Такой же страшный. И в шрамах. Видать, муж ейный. Каторжник, точно говорю.
После бессонной ночи подобные высказывания… бодрили. Анди ехала, стараясь выглядеть независимо и взросло, но это было непросто, особенно когда в спину долетало:
— А чего-то это она в халате? Еще и штаны нацепила.
— Дура ты! А что ей на такой зверюге в платье ехать и панталонами сверкать?
— Страсть-то как высоко. Я бы умерла, если бы забралась.
Орикс направил к ней своего верблюда. Наклонился и тихо проговорил:
— Местные такие милые люди.
— Ты понимаешь по-аргосски? — удивилась Анди.
— Наемник, как купец, кормится не только руками, но и языком, — подмигнул ей мужчина, — так что я нахватался немного. А вот ты откуда знаешь аргосский — интересный вопрос.
Анди пожала плечами. Болтать она не любила. Так что Орикс остался без ответа с недовольным выражением лица.
Караван вышел из города, и девушка вздохнула свободнее. Город ее пугал. В тесном пространстве переплетенных улиц, стоящих близко к друг другу домов, она чувствовала себя пойманным в ловушку зверем. Ей не хватало свободы песчаных пространств, высоты неба над головой и… уединения.
Здесь все было не так. Слишком влажно. Ярко. Зелено. И везде что-то росло. Поля с колосьями, рощи деревьев с белыми стволами, сменившиеся густым лесом с темно-зелеными разлапистыми деревьями. Мелькнула голубая лента. Видимо, та самая Переплюйка, о которой с таким восторгом рассказывал Жарк. Потом стали попадаться деревни с кучей сумасшедших собак и застывшими, точно чудо увидели, селянами.
— Все хорошо, — улыбнулся поддерживающе Ирлан, — они не со зла. Не обращай внимания.
Анди прищурилась. Спросила недовольно:
— Давно понял?
— Видишь ли, я читал труды Райдара Большенога.
— Этот тот белый, что жил у вас в племени, — пояснил Ирлан видя, как непонимающе нахмурилась девушка, — он писал о тебе. Если хочешь, я устрою вам встречу. Он будет рад — ты ему сильно понравилась.
— Двуногий верблюд? — потрясенно спросила Анди, вцепляясь в облучок седла. Неужели? Тот самый, кто учил ее чужому языку, рассказывал о других странах, а она его в ответ — как читать небо, как выжить в песках и что может рассказать ветер.
— Он вписал меня в свой путь?!
Ирлан кашлянул.
— Можно и так сказать. Благодаря этому, о тебе узнали в моей стране.
Анди потрясенно застыла, покачиваясь в седле. То, что о ней узнали чужие люди, прочитав на листах бумаги, с трудом укладывалось в ее голове.
— Гм. Милая. Анди.
Девушка вздрогнула, выныривая из вороха мыслей.
— Не бойся, слова, записанные на бумаге, не имеют власти над человеком. Это лишь буквы, — попытался успокоить ее Ирлан, вспомнив о дурацких предрассудках народов пустыни к записям, потом спросил: — Кстати, ты умеешь читать и писать?
Анди посмотрела снисходительно:
— Моему народу слова Мать пишет прямо в сердце. Но я знаю, что означают ваши закорючки. Двуногий верблюд показывал мне.
Ирлан сглотнул, ощущая, как голова начинает идти кругом. Странное дело, там, в пустыне он не обратил бы внимания на подобное, но здесь «двуногий верблюд», «прямо в сердце», «путь песка» звучали столь чуждо на фоне зелени рощ, мимо которых они проезжали, что сердце сбивало с ритма.
Насколько же я казался ей странным, — думал Ирлан. И как снисходительна она была ко мне.
— Дом! — вдруг крикнул Жарк, ударяя ошалелого от зелени вокруг верблюда по бокам и устремляясь вперед.
Ирлан привстал в седле, вглядываясь в липовую аллею, в конце которой уже виднелся въезд в усадьбу.
Дом. Наконец-то!
Их приезд вызвал не просто переполох. У Анди создалось впечатление, что огромный, нарядный, с белыми колоннами дом взяли, встряхнули, и оттуда горохом посыпались на крыльцо его обитатели.
Анди с высоты своего верблюда с любопытством разглядывала тех, с кем придется делить хлеб и кров.