Андреевский флаг

Прозвучавшие слова самодержца заставили всех присутствующих переглянуться — теперь все стало на свои места. А потому Федор Алексеевич, осознавая какая ответственность на него навалилась, негромко произнес, тщательно подбирая слова:

— Мы между двух огней зажаты сейчас, государь. Турки ведь не главная напасть, есть враг, куда их серьезней!

Глава 11

— Ты о татарах речь вести будешь?

— Да, государь. Большая Орда еще на ханства не распалась, и там сейчас ханы Махмуд и Ахмат — они братья, в прошлом году умер их отец, хан кучук-Мухаммед, и править начали в полном согласии. Первый на нижней Волге, там, где позже будет Астраханское ханство, ставка у него сейчас в Хаджи-Тархане. А младший брат всей ордой управляет из Сарая-Берке, вот только город сей так и не оправился от погрома, что «жестокий хромец» Тимур там устроил шестьдесят четыре года тому назад. Через десять лет его полностью разорят вятские ушкуйники, а князь Ноздреватых-Звенигородский еще через десять лет приведет его в окончательное запустение, а крымчаки вообще уничтожат через сорок лет, и следа не оставят.

— Выходит, боярин, ослаблена сейчас Большая Орда? Данилыч, раскури мне трубку, так думать способнее.

— Не совсем слаба, государь. Два больших улуса — Крымский и Казанский уже откололись. И ногайцы, что кочуют у Яика, тоже руку братьев не держат, зато тимуридов страшатся и всячески стараются с ними в согласии и дружбе быть. Но сила у братьев есть, и нам с ними не справиться. Ведь владения хана Махмуда как раз к Тане подходят, и прошлый раз именно волжские орды город этот венецианский разорили и сожгли — обычное дело в степи, тут войны постоянно идут. А татары все же ушли, не всех казаки побили, вестники к хану ускакали — им ходу седьмица на полном скаку, а свежих лошадей в кочевьях получат. Так что, государь, через пять-шесть недель волжские орды могут в набег сюда пойти и у стен будут в силе тяжкой — думаю, тысяч десять войска у хана под рукою имеется.

— Умеешь ты «обрадовать» боярин, и так плохо, и там скверно!

Петр Алексеевич взял раскуренную трубку, поданную ему Меншиковым, что сразу же сорвался с лавки, пыхнул дымком раз-другой. Задумчиво оглядел «думцев», промолвил:

— Как думаете, бояре — может быть нам на Москву следует идти всей силой нашей? Корабли заведем к Тане, оставим тут гарнизон крепкий, а на гребных судах отправимся до реки Воронеж. Вот только дальше что делать, ума сам не приложу. Какие мысли есть по такому случаю?

В комнате воцарилось зловещее молчание, бояре переглядывались, но никто не хотел брать на себя слово. Автоном Михайлович, даром, что ему было всего тридцать два года, но как воевода был опытный, и единственный имел генеральский чин, но сейчас молчал. Страшное дело предстояло, с какой стороны на него не посмотреть. Идти на Москву с четырьмя тысячами солдат и матросов безумие. Там их встретит князь Иван Васильевич во всеоружии, собрав многотысячные рати. Тут пушки и ружья не помогут, если не разобьют в поле, то взять Москву все равно не удастся, сил не хватит. Конечно, помощь могут оказать Тверь и Рязань, Псков и Новгород, но это означает долгую и кровопролитную войну, в которую вмешаются татары. И не будет «стояния на реке Угре», а наоборот — начнется опустошительное ордынское нашествие, и сгорят города…

— Не стоит нам идти на Москву, государь, — хриплым, осевшим голосом произнес князь Долгорукий. — Не дело на Руси смуту и гиль устраивать на радость врагам. Даже если Первопрестольную возьмем, то все Московское княжество разорено будет. Удельные князья силу свою почувствуют, и с татарами объединятся — сокрушить Москву сейчас многие враги мечтают. Нам же придется своих пращуров убивать — не дело это, государь!

— Боярин Яков Федорович истину говорит, — произнес князь Щербатый, — нельзя нам смуту устраивать. Живот за тебя положу, секи голову мне, Петр Алексеевич, но правду тебе сейчас скажу. Сомневался во всех твоих начинания, пустяшной затеей флот твой считал. Но теперь вижу, что не зря ты корабли строил, в том «Божий Промысел» виден! И чудо он сотворил, послав «туман» густой, невиданный. Отбить у басурман нужно «Второй Рим», водрузить над Святой Софией православный крест! Веди нас на османов, государь, животы положим за великое дело!

— Веди, государь, на султана, — неожиданно произнес Голицын с побледневшим лицом. — Добудем славу в веках, или погибнем…