Андреевский флаг

Вся беда была в отсутствии нормальной взрывчатки, вернее, достаточного количества сырья для ее изготовления — азотной кислоты и хлопка. Первая почти полностью уходила на изготовления капсюлей, так как производство штуцеров постоянно возрастало, и требовалось огромное количество бумажных патронов. Хлопка в здешних местах еще не выращивали, удалось купить лишь несколько сотен тюков у иранцев, а также среднеазиатских торговцев из Самарканда и Бухары. У них также смогли приобрести китайский чай по заоблачным ценам — по весу золотом.

Так что изготовленной нитроцеллюлозы, основы для бездымного пороха и пироксилина, хватило лишь для экспериментов, и изготовления небольших партий, взявших «кровавую плату» с доморощенных «химиков» — импровизированные лаборатории взрывались с регулярной периодичностью, калеча и убивая и так немногочисленных «специалистов».

— Ура!!!

Дивизии надвигались на османов стройными линиями, «малые» единороги катили в боевых порядках, а вот «большие», в полпуда, способные зашвырнуть бомбу на расстояние в две с половиной версты, продолжали обстрел неприятеля, наводя на него страх. Османы потерпели не просто страшное поражение, это было и так ясно — чудовищный разгром.

Обескровленная ужасающими потерями конница просто сбежала с поля сражения, за ней резво последовали и ополченцы — те вообще побросали оружие и улепетывали со всех ног, лишь бы удрать от творящегося ужаса куда подальше, найдя спасение в повальном бегстве.

Паника страшная штука, а она возникает всегда, когда применяется новое, поражающее людей в бою оружие!

Так было всегда — аркебузы и арбалеты конкистадоров Кортеса через полвека вгонят в страх индейцев последнего правителя ацтеков Монтесумы. А танки и ядовитые газы деморализуют при первом применении даже отлично обученных немецких и английских солдат с немалым боевым опытом. А тут происходило подобное — бомбы и шрапнель, картечь и пули Минье, залповая стрельба. Страх и паника, желание быстрее удрать, вот что испытывали османы под массированным обстрелом из столь убийственного оружия, которое совершенно несвойственно данному времени.

«Византийская» конница и пехота бросились в преследование, памятуя, что «недорубленный лес вырастает», обтекая с двух сторон холм, где за повозками укрепились османы, не потерявшие голову. Судя по красной одежде, то были янычары, лучшая в этом мире пехота, сплошные фанатике, преданные султану — и было их не меньше десяти тысяч, а то и куда больше. Кулеврины с холма стали стрелять ядрами, но только пара из них попали в ряды пехоты, оставляя кровавые «просеки».

Тут же раздался барабанный бой — инфантерия стала проворно отступать на безопасное расстояние. Нести напрасные потери Петр Алексеевич не собирался, вперед выдвинули единороги…

— Самая настоящая бойня! Это скольких мы тут покрошили?!

Павел шел по турецкому лагерю, внимательно рассматривая завалы из человеческих тел. Шрапнель и бомбы сделали свое кровавое дело — османы погибли все, в плен никого не брали. Да это и безумие попытаться уговорить янычаров сдаться. Они даже пытались несколько раз прорваться из окружения, бросаясь в самоубийственные атаки густыми толпами — но каждый раз картечь валила храбрецов сотнями, если не тысячами.

Заметив Петра со свитой, Минаев подошел поближе и сразу все понял — император стоял над телом в окровавленной одежде, богатой, что было понятно по золотому шитью. Можно было не гадать, кто этот погибший — султана Мехмеда знали в лицо многие греки, да и русские — тот же князь Долгоруков отправлял посольство в Константинополе.

Подойдя поближе, Павел увидел, как исказилось ужасающей гримасой лицо императора, приняв жестокое выражение. Петр Алексеевич принялся отдавать приказы, и, не слыша их, Минаев с горечью в душе уже понимал, что вскоре произойдет самое страшное…

Глава 49

— Дож хочет войны с нами?! Так он ее вскоре и получит! Причем такую войну, которую не ожидает — слишком многое желает Венеция!

В голосе Петра послышалась осязаемая угроза, все собравшиеся прекрасно видели, что император взбешен, но все же сдерживается. И после долгой паузы царь заговорил снова:

— Я тобой доволен, Федор Алексеевич — ты сделал все, что было в твоих силах. Просто венецианцы еще не осознали, что они перестали быть повелителями Средиземного моря, на котором привыкли разбойничать, как хотят. Ничего — генуэзцам мы урок дали, теперь настал их черед.