Шульгин мне рассказывал о существующем здесь государстве Израиль-в-Палестине. В моем мире, согласно договору между Теодором Герцлем и лордом Керзоном, подобное государство создано на севере Кении. На территории, некогда подвластной любовнице Соломона, царице Савской. С точки зрения ортодоксов, более легитимной, чем Палестина. Еврейское государство именно в Палестине имеет право возродить только Машиах. (Мессия по-нашему.) Так вот у них там, в армии, закон — в любых условиях военнослужащий должен прежде всего сберечь свою жизнь. Попав в плен, может принимать любые условия врага, выдавать любые военные тайны, делать, что угодно, но выжить. Жизнь настоящего еврея дороже всего. Даже стратегические планы можно изменить, а человека не воскресить! Разумная позиция. Хотя есть у них и другие законы, менее гуманные, но не менее логичные, например, о заложниках. Переговоры с террористами о судьбе заложников не ведутся никогда. Их можно пробовать спасти силой или хитростью, но выкупать ценой уступок — нет. Как сказал Шульгин: «Умерло так умерло». Тем самым ценой даже гибели нескольких невинных людей на будущее устраняется сам смысл такого рода терроризма. И в перспективе избавляются от смерти тысячи и тысячи потенциальных жертв террора.
Непривычная для европейца, но исторически, очевидно, оправданная позиция.
Вот и мне надо привыкать. Но что все-таки меня тревожит? Ладно, подождем развития событий. Ситуации надо дать созреть, говорил один из моих инструкторов, но давно и не здесь, через сто двадцать лет на базе Дальней Галактической разведки.
Перед самым рассветом я задремал, невзирая на принятую таблетку стимулятора. Совсем ненадолго смежил веки и тихо-тихо поплыл… А когда открыл глаза, в комнате было совсем светло и у изголовья стояла Людмила.
Непричесанная, в наброшенном на плечи халате, из-под которого выглядывали белые до синевы, совершенно незагорелые ноги. Сейчас ее рыхлая нагота вызвала у меня чувство, близкое к отвращению.
— Проснулся наконец? — спросила она, зевнув. — А я вчера эту комнатку и не заметила.
— Что ты вообще могла вчера заметить? — грубо спросил я. — Который теперь час?
— Половина восьмого. Нам пора. Кафе открывается в девять, пока оденемся, пока доберемся. Лучше забрать посылочку поскорее…
В давешнее кафе мы вошли ровно через пять минут после открытия, и все тот же буфетчик-армянин посмотрел на нас с легким удивлением. Не знаю, что уж он там подумал, но изобразил радушие человека, который счастлив, что его заведение понравилось случайным клиентам и они пришли в него снова.
Пока я заказывал плотный завтрак на двоих — поесть-то все равно надо, Людмила скрылась в ватерклозете.
Да и где еще наскоро спрячешь небольшую вещь в незнакомом помещении? Разве что под столешницей пристроить. Можно, но риска больше, что случайно обнаружат, хотя бы и уборщицы.
Едва я успел нацепить на вилку шкварчащую, только что поджаренную сосиску в томате, входная дверь открылась, и по лестнице спустились двое не слишком уже молодых мужчин, при взгляде на которых я сразу понял, что это не просто случайные посетители.
Лица у них были совершенно другие. Значит, все правильно, в своих предположениях я не ошибся. Я гораздо медленнее, чем мог это сделать, сунул руку в карман. Пожалуй, я сумел бы положить обоих, только зачем? Люди, очевидно, имеют ко мне какие-то вопросы. Тот, что стоял слева, направил мне в лоб ствол «нагана», который держал за спиной, а его напарник в довольно приличном темпе бросился вперед, не особенно технично, но резко ударил меня по предплечью. «Беретта» отлетела в угол. Я отступил на шаг назад и поднял руки.
Из туалета выскочила Людмила, с грацией пантеры, нет, скорее львицы (пантера для сравнения не подходит, худовата), метнулась за гулко стукнувшимся о дубовый пол пистолетом.
И мастер рукопашного боя выхватил свой «браунинг», и даже вновь возникший на пороге буфетчик оказался при тяжелом, внушительного вида «манлихере». Александра бы Ивановича сюда, полюбоваться на коллекцию стволов.
— Все, все… — я выставил перед собой ладони. — Никаких эксцессов. Против таких шансов я не играю. Что вам от меня нужно? Денег у меня три червонца с мелочью, документов при себе никаких, кроме шоферских прав, если вы из ГПУ — контрреволюцией не занимаюсь. Мирный обыватель…
И посмотрел вопросительно-удивленно на Людмилу. Мол, все у нас с тобой нормально вышло, так что же ты теперь?
Она ответила мне холодным, даже слегка презрительным взглядом.
— Здесь мы разговаривать не будем, — ответил вместо нее человек в серой в полосочку тройке из недорогого материала под расстегнутым пальто. — Будьте благоразумны, и вам ничего не грозит. Прошу вас… — И ко мне подошел второй, держа в руках широкую черную ленту.
Туго завязал глаза. Не слишком старательно меня обыскал, точнее, просто обхлопал карманы и все места, где можно было спрятать оружие, извлек бумажник и портсигар, который, судя по щелчку, открыл, осмотрел и сунул обратно.
— Идите…