Андреевское братство

— Приехали. Надеюсь, я тебя морально подготовил, и здесь ты неуместных рефлексий демонстрировать не будешь. Народ предполагает в твоем лице видеть человека серьезного и уравновешенного…

По обеим сторонам подъезда вяло колыхались под ветром два флага — красный советский и трехцветный югоросский. А на бронзовой доске стилизованным под полуустав шрифтом было обозначено: «Культурный центр московского отделения союза беспартийных евразийцев».

Я рассмеялся.

— Для полноты картины следовало бы еще на трехцветном флаге изобразить серп и молот, а на красном — двуглавого орла.

— Посмотрим. Может, и такое будет. Входи и постарайся не выглядеть глупее, чем ты есть. Держи себя с достоинством и спокойно.

…В доме этом в царское время жил, наверное, человек чрезвычайно богатый и обладающий изысканным вкусом. И архитектура, и интерьер, и меблировка, картины на стенах гостиной первого этажа, зимний сад под стеклянным куполом второго — все напоминало об устоявшейся привычке к утонченной, аристократической роскоши. Даже удивительно, как все это сохранилось неизменным за семь лет бушевавших в стране катаклизмов.

Главное — здесь меня ждала Алла. Она, тоже одетая в полном соответствии со здешней, вернее, принятой в высших кругах югороссийского общества модой, отнюдь не бросилась мне навстречу, как можно было ожидать в подобной ситуации, а просто с выражением радости на мастерски подкрашенном лице подставила для поцелуя пахнущую терпкими духами щеку.

— Как у тебя, все нормально? — и чуть пожала мне руку.

Сначала я подумал, что она просто не хочет проявлять чувства при посторонних, а потом сообразил, что это для меня минувшие дни были наполнены опасностями и роковыми событиями, для нее же — всего лишь привычной и даже не слишком продолжительной разлукой.

Ну и я в таком случае тоже не стал изображать живую картину по известному библейскому сюжету в исполнении Рембрандта.

— А ты какими судьбами здесь? Ты ж вроде в Харькове научными изысканиями занималась?

— Ну как же? По тебе соскучилась. А тут у вас победа, разгром мятежа и даже будто бы дипломатический прием. Говорят, сам Троцкий обещал подъехать. Как можно пропустить? Я ведь женщина светская… А ты неплохо выглядишь, — сменила она тему. — Помолодел даже. Мне сказали, ты тут вовсю геройствовал. Да я и не сомневалась… — И легонько провела ладонью по моей щеке. Я, натурально, тут же и растаял.

Действительно, чего теперь грустить? Все свои живы и здоровы, а остальное — ну, будем считать, неизбежности исторического процесса. И не такое видели…

— Было кое-что, — с должной степенью небрежности ответил я. — Повоевал немножко… В глубоком вражеском тылу.

— И внес выдающийся вклад в нашу общую победу, — подтвердил возникший, как черт из табакерки, из-за ближайшего рододендрона Шульгин. Очень не ко времени, поскольку я, пользуясь уединенностью места, собирался обнять Аллу гораздо более пылко, чем допускалось протоколом.

На мой взгляд, это было несвоевременно и странно, но в «культурном центре» готовился торжественный прием, посвященный успешной ликвидации контрреволюционного и даже в некотором смысле «антироссийского» заговора «темных сил».

То есть с улиц еще не убраны тела погибших, и явно никакого следствия и суда не производилось, но политическая оценка событий уже определилась.

Ну, может быть, у них так принято, и не банкет здесь будет, а нечто вроде тризны.

В примыкавшем к зимнему саду двухсветном белом зале я встретил всех знакомых по форту Росс членов «Братства» и еще массу людей, ранее не виденных, принадлежавших к «высшему свету» столицы и, как я понял, особо проявивших себя в разгроме мятежа.

Многие — с дамами, которые выглядели гораздо пристойнее своих кавалеров. Что тоже понятно — новая советская элита подбирала себе подруг отнюдь не из беднейших слоев крестьянства и не пролетарских девушек «от станка».

— Будь морально готов, мы намереваемся представить тебя Льву Давыдовичу в качестве скромного героя тайной войны, и не исключены проявления с его стороны знаков признательности…

— Ну уж это… — Я не успел закончить, как Шульгин, похлопав меня по плечу, пресек всякие возражения: — Делай что должен, случится, чему суждено. И не вздумай объяснять Председателю Совнаркома, что недостоин и вообще к этому миру отношения не имеешь. Не порть нам дипломатию…

Александр Иванович так же внезапно и бесследно исчез, оставив нас с Аллой снова наедине. Но желание обниматься у меня прошло.

— Да, в самом деле, Игорь, к чему ломаться? Ты что, не получал туземных орденов и медалей после тех своих командировок? А оказаться в числе личных друзей советского деспота совсем не вредно. Кто знает, когда удастся домой вернуться?

Алла всегда была практичной женщиной, я только удивился, как быстро она освоилась в новом для себя мире.