Андреевское братство

Твоя задача – вживаться. В сарае машина, сейчас покажу. Легенда – частник-таксист. Катайся по городу, вспоминай топографию, чуть освоишься – пассажиров бери. Для практики в языке и изучения психологии аборигенов весьма полезно. Газет читай побольше. Дня через три-четыре я снова появлюсь, обменяемся мнениями. А сейчас спешу, ты уж извини, что приходится бросать, как пацана в воду. Да оно, может, так и лучше. Долгие проводы – лишние слезы. Ты же у нас парень бывалый. – Тут мне почудилась в его голосе легкая ирония. – Пойдем, покажу машину, познакомлю с ближайшими окрестностями, еще кое-какие напутствия сделаю – и вперед. Оптимальный способ – что язык изучать, что чужую страну – глубокое погружение. Нас тоже так учили. Думаю – не растеряешься?

Вопрос показался мне несколько даже оскорбительным. И не в таких переделках бывал, а тут все же родной практически город, хотя и полуторавековой давности.

…Суждение мое оказалось несколько опрометчивым. Нынешняя Москва напоминала ту, в которой я родился и вырос, лишь в отдельных архитектурных деталях и фрагментах. Практически же это был совершенно чужой, даже неприятный своей отдаленной похожестью город. Как если бы уловить в грязной и неопрятной старухе черты женщины, которую знал молодой и красивой.

Кривые улицы, мощенные неровным булыжником, масса деревянных кособоких домишек, среди которых редкими островами высились пяти-, шестиэтажные доходные дома, обшарпанный, не слишком даже сам на себя похожий Кремль… Ну и так далее. Унылое, в общем, зрелище. Грязь, дребезжание трамваев, грохот тележных колес, вонь конского навоза. И еще вдобавок люди – суматошные, плохо одетые, какие-то постоянно взвинченные и злобные. После того как мы с Шульгиным и Аллой провели три дня в столице Югороссии Харькове, Москва показалась мне… Ну, словно какое-нибудь Тимбукту в сравнении с Марселем.

Харьков был щеголеватым, совершенно европейским городом, где била ключом энергичная, богатая и, я бы сказал, веселая жизнь. Что и неудивительно. По словам Шульгина, за последние три-четыре года «Братство» инвестировало в экономику белой России несколько десятков миллиардов полновесных золотых рублей, не считая почти такого же количества долларов и фунтов. И, как с гордостью отметил Александр Иванович, миллионером здесь не стал только ленивый. Сосредоточив у себя практически весь интеллектуальный потенциал царской России, получив свободный выход в Средиземноморье, контролируя Ближний Восток, владея вольным городом Царьградом и цепью городов порто-франко от Батума до Одессы, Югороссия привлекала сейчас деловых людей и авантюристов со всего мира. Как Клондайк в конце ХIХ века.

И мода там была на полгода впереди парижской, и за автомобилями из Екатеринослава давились дилеры Нью-Йорка и Лондона, а самолеты Сикорского и телевизоры Зворыкина вообще не имели аналогов на Западе.

Москва же… Конечно, оживление экономической жизни чувствовалось и здесь, частная торговля процветала, возле Исторического музея и в Верхних торговых рядах гудели скопища спекулянтов белогвардейской и иностранной валютой, центр по вечерам заполняли толпы гуляющих и веселящихся людей из «бывших», так называемых нэпманов, и совершенно по-харьковски одетых дам разной степени легкости, но все это терялось на фоне общей бедности и, я бы даже сказал, дикости.

Ведь «приличная публика», за исключением уж слишком больших патриотов города или убежденных сторонников коммунистической идеи, давно отъехала «на Юг». Москву же переполнили ищущие заработка крестьяне окрестных губерний, малоквалифицированные пролетарии и совчиновники с незаконченным низшим образованием.

Однако, кружа по улицам на своем «Рено», я постепенно открывал и здесь своеобразную прелесть. Как это бывает в далеких экзотических странах.

А еще я жадно изучал газеты. Местные – «Известия» и «Правду», пропускаемые с большим разбором югоросские, которые своей немыслимой ценой были доступны только избранным, и европейские, что продавались в вестибюле «Националя».

Дело не в том, что так сильно меня интересовали передовые статьи и информации рабселькоров о победных шагах социализма. Нет. С первого своего дня в Москве я обратил внимание на тревожную, предгрозовую политическую атмосферу. По разговорам с пассажирами, с извозчиками и такими же, как я, водителями таксомоторов, с завсегдатаями трактиров и пивных становилось ясно, что назревают, выражаясь здешним языком, «события».

Постепенно я разобрался в причинах и поводах.

Получалось так, что здешнее общество расколото на три «страты». Тех, кто признавал и поддерживал политику Председателя Совнаркома и Генерального Секретаря РКП Троцкого, тех, кто мечтал о низвержении советской власти и воссоединении с Югороссией, и значительную прослойку левых коммунистов, не желавших смириться с «предательской позицией» нынешнего руководства и готовивших радикальную смену курса. Не останавливаясь перед опасностью новой гражданской войны и интервенции с Юга или Запада.